Но сейчас вокруг них были сотни любопытных глаз.

Прескотт наклонился к Эдвине, щекоча своим дыханием ее шею, отчего по коже у нее сразу же побежали мурашки.

– Хотя вечер еще только начинается, нам необходимо все время искать те самые туфли. Если только, конечно, их обладатель сегодня здесь присутствует. По-моему, нам лучше начать поиски с зала для игры в карты.

– О да, – ответила Эдвина, чувствуя стыд из-за того, что, погрузившись в грезы о поцелуе, забыла о деле. Хотя находится здесь для того, чтобы заниматься поисками безжалостного шантажиста. – Да, надо действовать, пока господа сидят за столами. Это хорошая мысль.

– Прикройте меня, Эдвина. Я не хочу сталкиваться с миссис Уоррен.

Пока они пробирались сквозь толпу, Эдвина возмущалась вслух:

– Неужели эта женщина сама не понимает, насколько бестактно засыпать человека градом вопросов?

Прескотт невозмутимо повел плечом.

– Ей просто хочется понять, что могла такая обворожительная дама, как вы, найти в таком корыстолюбивом жалком черве, как я.

Лестные слова о ее удачно обновленной внешности были приятны, но…

– Не говорите так уничижительно о себе, Прескотт. Он внимательно разглядывал толпу.

– Что кривить душой? Тут уж ничего не поделаешь! Моя репутация такова, что эта характеристика мне вполне подходит.

– Она подходит вам так же, как алое платье подходит краснолицей леди Картридж, – недовольно пробормотала Эдвина.

Прескотт посмотрел на нее, удивленно вскинув бровь:

– Что я слышу, миледи! Вы только что попытались сострить?

Она скривила губы.

– Удивительно, не правда ли?

Он рассмеялся – да так весело, что Эдвина не удержалась и тоже рассмеялась в ответ, сразу же почувствовав себя безумно остроумной, очаровательной женщиной и… почти красавицей.

– На нас смотрят, – шептал Прескотт, пока они продолжали свой путь сквозь толпу. – Все хотят посмеяться вместе с нами вашей шутке.

Смех подействовал на Эдвину благотворно: ее тревога разом улетучилась. Осталась только радость от того, что сейчас она рядом с Прескоттом. Рядом с ним Эдвина ни о чем не беспокоилась – ее сейчас не заботило, что скажет отец, какая судьба ожидает Джинни и что ей предстоит преодолеть на пути к своему счастью. Сейчас она просто наслаждалась моментом, купаясь в своем блаженстве.

Какая-то дама с кислой физиономией выгнула шею, стараясь подслушать, о чем беседовали Эдвина и ее новоиспеченный жених. В ожерелье на ее толстой шее блестело больше бриллиантов, чем было веснушек у нее на лице.

– Прескотт, вы обладаете счастливым даром делать так, что люди вокруг вас чувствуют себя легко и непринужденно.

Он пожал плечами:

– Возможно. Никогда не задумывался об этом.

Эдвину удивляло, что Прескотт имел обыкновение отмахиваться от похвалы в свой адрес, как от чего-то не заслуживающего внимания. А может быть, просто он не считал заслуживающим внимания самого себя?

– Я имею в виду не ваш талант расколдовывать и приручать драконов, – пояснила она. – Я говорю о вашем даре принимать людей такими, какие они есть. По-моему, вы никого не судите строго, правда?

– Только себя самого, – ответил он. – Но зачастую это просто необходимо.

Прескотт вел Эдвину в сторону столовой, а вокруг них текла толпа. В воздухе витали ароматы лилий, роз, гвоздик, лаванды и французской фиалки, сливаясь воедино в удушающую смесь запахов, которые даже отдаленно не напоминали свежие цветы.

Эдвина только сейчас осознала, что Прескотт ведет ее по бальному залу таким образом, чтобы она, по возможности, не проходила мимо дам.

– Почему вы стараетесь, чтобы я избегала встреч с дамами? Потому что мужчины обычно не так любопытны?

– Просто для того, чтобы закрепить детали туалета, многие дамы используют булавки. – Прескотт торжествующе улыбнулся и посмотрел на Эдвину. – Не хочу, чтобы вы укололись.

– Ах! – Эдвина заморгала, поражаясь предусмотрительности Прескотта. И его трогательной заботе. Ей неожиданно пришла на ум древняя притча, которую однажды рассказал ее банкир. Наклонившись к самому уху Прескотта, она спросила: – Вы когда-нибудь слышали предание об иудейском проповеднике по имени Хиллель?

Он отрицательно покачал головой.

– Однажды к нему пришла группа язычников. Они сказали, что готовы обратиться в его религию, если он прочтет им все иудейское учение, стоя на одной ноге.

В глазах Прескотта промелькнул интерес, и Эдвина продолжила:

– Тогда проповедник встал на одну ногу и сказал: «Поступайте с другими людьми так же, как хотите, чтобы они поступали с вами. Все остальное является не чем иным, как толкованием этого мудрого изречения».

Лицо Прескотта озарила улыбка. Эдвина тоже улыбнулась, довольная тем, что ей удалось его позабавить.

– Вы именно так и поступаете, – заметила она. – И это очень… очень по-джентльменски.

Он по-прежнему продолжал улыбаться, однако от внимательного взгляда Эдвины не ускользнуло, что его глаза сразу потухли, и Прескотт мгновенно стал каким-то чужим и отстраненным.

– Я… я сказала что-то не так?

– Нет. Конечно же, нет. – Прескотт отвернулся и принялся внимательно рассматривать толпу вокруг них. – По-моему, мы уже пришли.

– Прескотт!

– Что?

– Пожалуйста, посмотрите мне в глаза.

Он шумно вздохнул, как будто хотел унять боль, и спокойно взглянул на Эдвину.

– Да, что?

– Извините меня, если я чем-то вас обидела. Я этого не хотела.

– Вы не обидели меня, – проговорил он сухо.

– Почему же у меня такое чувство, как будто вы только что мысленно хлопнули дверью?

Одно мгновение Прескотт пристально смотрел на нее, хмуря брови. Как будто эта женщина представляла для него некую загадку, которую он хотел разгадать. Затем его взгляд потеплел и он сказал:

– Уверяю вас, миледи, вы не обидели меня. Просто вы сказали… Просто я никогда не относил к себе понятие «джентльмен». Поэтому… – он пожал плечами, – мне стало немного не по себе.

Прижав ладонь к сердцу, Эдвина торжественно произнесла:

– Клянусь своей честью, что никогда больше не оскорблю вас, назвав джентльменом.

К ее величайшей радости, его взгляд еще больше потеплел, и Прескотт весело рассмеялся – именно такой реакции она и ждала от него. Затем он покачал головой:

– Должен признаться, миледи, вы совсем не такая, какой я вас представлял.