желчи и брани. Я тогда уже ценил Гейера как талантливейшего и благороднейшего человека нашей страны».

После блестящей защиты диссертации «Об эзоповских баснях» Тегнер в 1803 году получает доцентуру по эстетике и выбирается секретарем философского факультета, одновременно становится он и библиотекарем университетской библиотеки. Это дает ему определенную обеспеченность. Жалованье Тегнера составляло в это время 60 бочек зерна. В шведских университетах того времени жалованье чинам духовного и учебного ведомства производилось рожью и ячменем пополам, которые они должны были для обращения в деньги продавать. Доход их, таким образом, зависел от цен на хлеб. Бочка же зерна стоила, в зависимости от урожая, 10-17 рублей.

В 1806 году, с женитьбой на Анне Мюрман и первыми успехами начинающего поэта, Эсайас Тегнер совершенно меняет свой образ жизни. Из замкнутого мыслителя он превращается в веселого, жизнерадостного, гостеприимного хозяина. Он всюду принят как самый желанный гость. Он становится центром всего живого, молодого и радостного в университетском городе Лунде. Он умеет своим остроумием, своим красноречием увлечь и взбодрить. Его речь — блестящий фейерверк мысли и образов. Его лекции по греческой литературе привлекают переполненную восторженную аудиторию. Начался самый блестящий период жизни Тегнера.

Первые поэтически-творческие проблески связаны у Тегнера с его детскими увлечениями древнеисландскими сагами, затем античной классикой и ее преломлением во французской поэзии «просвещенцев», являвшимся доминирующим течением в шведской литературе ее золотой академической эпохи, эпохи Густава III. Эсайас Тегнер мыслил всегда поэтическими образами. Даже его лекции по греческой философии принимали форму высокого поэтического претворения. Целый ряд воспоминаний его слушателей говорят о том, что после основательного анализа текста он переходил к переводу, в котором «вся поэтическая прелесть оригинала блистала подлинными красотами и смелыми поэтическими дерзаниями. Перевод сам собой переходил на метрический стих, увлекавший не только профессора, но и всю аудиторию, забывавшую, что давно уже прошло положенное время лекции».

Первые опубликованные стихи Тегнера, как «Элегия на смерть брата» («Elegi vid en broders dod», 1803) и «Мудрец» («Den vise», 1804), премированные «Литературным обществом» в Гетеборге, носят на себе отпечаток «просвещенного академизма», рассудочности и дидактики. Но уже написанное в том же 1804 году стихотворение «Моей родине» полно живыми поэтическими образами, отходящими от напыщенности и статичности академизма. Вот почему посланные на конкурс Шведской академии первые произведения Тегнера не получили удовлетворительного отзыва. На Тегнера все болmiе н больше влияет немецкая поэзия, в особенности молодые Шиллер и Гете, в стиле которых написаны «Англия и Франция» («England och Frankrike», 1806) и «Вечность» («Det evige», 1810). Не бесследно прошло также и знакомство Тегнера с творчеством Байрона. Мощная волна национального пробуждения, как результат наполеоновских войн, поднявшаяся в Европе и достигшая своего наивысшего подъема в Германии, не могла не докатиться и до Скандинавии. Датский философ и поэт Эленшлегер и его шведский последователь Линг, один из основателей «Готского союза», своими красочными, боеспособными и дышащими живыми образами поэмами из прошлого северных народов, полными героического пафоса древних скандинавских саг, не могли не увлечь горящего творческой энергией Тегнера, в котором с детства жила вся фантастика «Подвигов северных богатырей».

Внутренние неурядицы и эпидемии в Швеции, недовольство реакционно-шовинистической и абсолютистской политикой Густава IV, мечты об идеалах Французской революции, нападение России на Финляндию весной 1808 года, негодование, вызванное предательством высших чинов шведской армии и полной неподготовленностью к оборонительной войне, сильно повлияли на поэтическое творчество Тегнера. В темные ноябрьские дни 1808 года, когда дошли до Швеции слухи о позорном для шведской армии перемирии с русскими в Олькийоки (Финляндия), молодой поэт создает свою знаменитую «Боевую песню сконского ополчения» («Krigsang for skanska landtvarnet»)[14].

Зачем меч не испытан

И тих зачем?

Зачем же не избит он,

Защитный шлем?

Погубленные годы

В избе сенной...

На битву марш, — в походы

За край родной!

Клич в бой недалеко. —

Подходят с востока,

Все ближе гремят они бурей шальной...

Шлет запад их, в злости

Незваные гости...

На битву, на битву за край наш родней!

………

И вековые

Несет проклятья

Кровавый пир, —

И кровь рекою

Течет людскою,

И гибнет мир...

Изменнической сворой,

Сокрыв свои мечи,

Изменники, как воры,

Вдруг подползли в ночи...

Мир и покой народа нарушая,

Они придут на тихие поля,

Чтоб хищно грабить наши урожаи,

И, прах отцов топча и шевеля,

Чтоб наших женщин зверски растлевать,

А сыновей нещадно убивать...

………

Не объявляет он войны, — он поджигает...

Под маской рыцарей — обман им нипочем,

И человеческую кровь он сберегает,

Беря могилу Эрнсверда[15] — мечом!

Мы меч достанем ржавый,

Суд наш суров,

Мы били со славой

Сонмы врагов...

Изведаем скоро,

Как меч наш остер,

И выйдем из спора,

Дав смелый отпор!

………

Вставайте, угнетенные!

Войска на бой зови!

Мы вихри зажженные

Утопим в крови!

И враг наш гонимый

Бежит тут и там, —

И ужас за ними

Спешит по пятам

………

Кто пал, — в родной земле зарыт,

И несть его жива

Свободный Север повторит

Его слова...

И старец прохожий

Потупит свой взор

И тихо положит

Цветы на бугор.

И девушка порою

К могиле подойдет

И, грустный дар герою, —

Слезу она прольет.

Поэт споет былое, —

Гимн доблести земной,

В честь юношей-героев,

Кто пал за край родной...

Бури смолкнут скоро,

Отдохнут поля, —

Без боев, без спора

Заблестит земля.

В согласном хоре

Звучит покой, —

Забудет горе

Весь