Ливреев набрал телефон бригадира.

– Михалыч, перекур!

За пятнадцать минут разговора с бригадиром Иваном Михайловичем Самоварова узнала о тонкостях ремонта больше, чем за всю свою жизнь.

Михалыч, в отличие от двух других рабочих, прекрасно говорил по-русски.

Он поведал ей об особенностях домов из кирпича и бетона, об утеплителях для стен, об уклоне пола в мокрых зонах и еще о многом таком, о чем она никогда не задумывалась.

Так подробно он ответил на вопрос о том, как и при каких обстоятельствах контактировал с хозяйкой дома.

Из всего этого Самоварова смогла сделать только один вывод: к ремонту Алина подошла ответственно и вникала во все детали, а не просто выбирала мебель и ткань на шторы.

В какой-то момент Самоваровой пришлось перебить Михалыча: такое количество второстепенной информации не помещалось у нее в голове.

– Вы замечали какие-то странности в поведении Алины? Говорите все, что придет в голову. Это может иметь значение.

– Так она не в санатории? – пытливо спросил бригадир, глядя ей прямо в глаза.

– Не знаю, – отвела взгляд Самоварова.

– Да знаете вы… И все уже давно догадались, – махнул он рукой в сторону участка, где продолжали трудиться рабочие. – В этом и заключается странность таких домов.

– Каких?

– Элитных домов в элитных поселках, – невесело усмехнулся Михалыч.

– Что вы имеете в виду?

– Знаете, мы у себя дома тоже строим. Тюкаем, когда время есть, потихоньку-полегоньку, и темпы, конечно, не те, и размах. Кто-то что-то перестраивает, кто-то что-то достраивает. Но у нас хотя бы понятно – зачем. Мы люди простые, ругаемся и материмся порой так, что стекла в окнах дрожат, и спорим, и выпиваем, и любимся тут же… Но у нас все настоящее, а у них, – Михалыч указал пальцем на дверь, ведущую с террасы в дом, – нет. Смотришь на них – будто сериал по телику показывают. Куда они бегут? Что кому хотят доказать? Зачем им все это: дома, машины, платья, дорогая жратва, если они не умеют ничему радоваться?

– Вы кого конкретно имеете в виду, Андрея Андреевича или Алину Евгеньевну?

– И Жанну Борисовну тоже… Сейчас она еще живее, чем они, искреннее, но захомутает мужичка какого – и через год-другой превратится в Алину Евгеньевну, которая на наших застольях с вареной колбаской и самогонкой сидит с таким видом, будто оперу слушает.

И Михалыч, покрутив в толстых мозолистых пальцах окурок, привстал и метко швырнул его в банку.

– Не о Жанне Борисовне сейчас речь, – подчеркнула Самоварова.

– А вам не странно, что Жанна не знает, куда и с кем могла отправиться ее лучшая подруга? В этом-то и кроется ответ на ваш вопрос про ихние странности.

– То есть вы исключаете вариант, что с Алиной Евгеньевной могло случиться что-то плохое? – Самоварова внимательно следила за малейшими изменениями в лице и голосе бригадира.

– Исключаю, – уверенно произнес он.

– Отчего же?

– Умная она. Даже слишком. Слишком умная баба – любому мужику беда! Когда хлопочешь по дому с утра до вечера, стираешь-штопаешь, а то и потолки вместо отсутствующего в доме мужа красишь, не с чего ерунде всякой в голове завестись…

– От ерунды в голове и богач, и бедняк не застрахован, уж вы мне поверьте! – сказала Самоварова, имея в виду случаи из своего солидного служебного опыта.

Михалыч, похоже, понял, о чем она подумала, и решил не развивать щекотливую тему о морали в разных слоях общества.

– Насколько я знаю, Алина Евгеньевна, как сюда переехала, из дома выезжала только по делу и только на своей машине, – буркнул он и посмотрел на дешевые массивные часы на своем запястье.

– Понятно, – подытожила Варвара Сергеевна.

С Коляном беседа получилась и вовсе бесполезной.

Пользуясь перекуром, он уже успел отправить кому-то сообщение и теперь ежеминутно глядел в свой старенький мобильный, не выпуская его из рук.

В какой-то момент его лицо вдруг озарила счастливая улыбка. Краем глаза Самоварова углядела на его дисплее фото совсем юной девушки с маленьким ребенком на руках.

Будучи по натуре стеснительным молчуном, особенно в обществе малознакомых людей, Колян с помощью наводящих вопросов лишь повторил сказанное Михалычем: Алина Евгеньевна с самого начала частенько появлялась на объекте вместе с Жасмин и тщательно контролировала процесс ремонта, а переехав сюда, из дома выезжала редко, и всегда на своей машине.

Охарактеризовал он ее одним словом, без эмоций: «Красивая».

Дядя Ваня как раз удивил.

Он так сильно нервничал, что его колени буквально ходили ходуном. Заметив, что Самоварова обратила на это внимание, он положил на них руки, но и это не помогло прекратить не контролируемую мозгом трясучку. При ближайшем рассмотрении, во многом благодаря своим рыжим усишкам, он был похож на пугливого, но несущего какую-то важную миссию таракана. Варвара Сергеевна, конечно, помнила, что болтала о нем Жанна: Дядя уже много лет состоял в секте свидетелей Иеговы.

В отличие от своих товарищей, он не курил, да и от кофе отказался.

– Вы что-то знаете, не так ли? – строго спросила его заметно подуставшая за это бесконечное утро Самоварова.

– Я?! – Маленькие глазки, стараясь не глядеть в лицо мучительницы, забегали то влево, то вправо. – Я ж там всегда! – махнул он рукой в глубь участка. – Мы ж робим здесь!

– Это я поняла, – вздохнула Самоварова.

Он осмелился взглянуть на нее исподлобья:

– Так я пойду? Мене раствор мясить. Ща дожжик хлынет, знова простой будет.

– Расскажите про Алину Евгеньвну, – попросила Варвара Сергеевна. Ей давно хотелось есть, и к этому моменту, вместо голода с никотиново-кофейным привкусом, она уже чувствовала только свою полную обессиленность.

– Вона госпожа, а мы холопы, чого тут сказывать! – неожиданно категорично заявил Дядя и, унимая дрожь в коленях, накрыл их руками.

Варвара Сергеевна решила пойти ва-банк:

– Я знаю, вы что-то видели и слышали! Вы должны мне об этом рассказать. Дело серьезное. Буду с вами откровенна: никто из домочадцев не знает, куда могла отправиться Алина Евгеньевна, а самое неприятное заключается в том, что никто не знает, по ее ли воле это произошло.

Слова Самоваровой не произвели на работягу впечатления. Он лишь запустил свою грязную пятерню в затылок, с удовольствием почесал его и, будто даже слегка нападая, неожиданно бойко спросил:

– А черняву вы запитувалы? Диляру? Она ж там в доме пасэтся, иноверка! – похоже, Дядя был не так прост и быстро сообразил, что, переведя стрелки на няньку, избавит себя от тягостных расспросов.

Варвара Сергеевна неожиданно растерялась.