– Мичман Мищенко, – доложил тот, что стоял ближе всех к столу майора. – Старший группы инструкторов-проводников разведшколы береговой обороны. Группа прибыла для дальнейшего прохождения службы, товарищ капитан.

– Все правильно: из запаса призваны, спецнабор, так сказать, – перехватил хозяин кабинета придирчивый взгляд, которым командир диверсионного отряда осматривал этих почти сорокалетних, крестьянского вида мужчин. – Родились в прибрежных селах, срочную служили на флоте, а прочие годы провели в днестровских и бугских рыбачьих артелях, то есть в лодках и плавнях… Завтра из этой же школы нам направят десять выпускников, уже настоящих диверсантов, обученных по высшим меркам диверсионных традиций.

– И что, среди вас – ни одного коренного дунайца? – спросил Гродов. – Ни одного, кто знал бы дунайское гирло, кто служил бы в речной флотилии?

– Так, нэ судылося ж[29]! – по-украински ответствовал Мищенко. – Зато моряки какие! Один в один.

– Ага, на кого ни посмотри, одно в глазах написано: «Плюй на грудь, без воды жить не могу!», – озорно добавил коренастый широкоплечий ефрейтор, на огненно-рыжей голове которого бескозырка каким-то чудом удерживалась на самом затылке. – Словом, хлопцы мы тертые, – играла на веснушчатом лице его плутовская ухмылка, – а плавни – они везде плавни: что на Днестре, что на Дунае.

– Это и есть наш флотский ефрейтор Малюта, – тут же представил его Мищенко. – На разделке овец сразу двумя ножами жонглирует, да так, что любой циркач засмотрится. Шебуршной, правда, за последние два года раз шесть в милиции побывал, но форс держит.

– А метать ножи умеете? – сразу же заинтересовался этим «циркачом» Гродов.

– С обеих рук, – ответил за него Мищенко. – Причем с такой силой, что ножи по колодку вгоняет. Он у нас вообще силы какой-то зверской. И нрава такого же.

Не успел мичман произнести это, как Малюта выхватил из-за голенища нож, зажал его лезвие зубами и, резко запрокинув назад туловище, метнул в дверь. Лезвие со звоном вошло в дерево за мгновение до того, как кто-то из штабистов попытался заглянуть в кабинет.

– Убедительно, – признал Гродов. – И запомни, циркач: у нас в отряде хвалить тебя будут как раз за то, за что в милиции смотрели искоса.

– Мне бы пять-шесть хороших ножей достать, – мечтательно произнес Малюта. – и веди, капитан, хоть в разведку, а хоть сразу на Бухарест.

– Кстати, о флотилии, – вернул себе инициативу майор Жирнов. – Напомню, что захваченные еще в 1918 году румынами придунайские земли вернулись под наш герб всего лишь год назад. Потому-то и Дунайская флотилия была возрождена[30]только в июне прошлого года за счет малых судов, изъятых в основном из Днепровской флотилии. Ну, еще – из всевозможных малых вспомогательных судов Черноморского флота.

– То есть сама флотилия еще только формируется, а значит, ветеранов у нее быть не может, – понял свою ошибку комбат. И тут же задумчиво продолжил: – А что, флотилия большой пограничной реки, которая усиленно формируется…

– Никак, увидели себя на одном из судов флотилии? – попытался уловить его флотскую ностальгию майор. – Тельняшка покоя не дает?

– Просто подумал, что в самом устье Дуная неплохо было бы расположить несколько настоящих плавучих зенитно-артиллерийских батарей, способных действовать как на реке, так и в открытом море.

Жирнов исподволь бросил взгляд на настенную карту и снисходительно улыбнулся:

– В каждом из нас теперь оживает если не Наполеон, то адмирал Нельсон. А все почему? Войну учуяли. Однако вернемся к формированию отряда. Коренных дунайцев нам тоже обещают подкинуть. Как минимум десять бойцов из местных старообрядцев, так называемых липован, из которых мы сформируем отделение проводников. Рыбаки, и сыновья рыбаков, они выросли в устье реки, чудесно водят челны и вообще приучены к выживанию в плавнях. Вчера эти бойцы были подобраны для нас разведотделом расквартированной в Придунавье Перекопской дивизии 14-го стрелкового корпуса и завтра же будут доставлены в ваше распоряжение. К слову, с частями Перекопской и Чапаевской стрелковых дивизий вашему отряду как раз и придется взаимодействовать во время десанта. В штабах это понимают, а потому будут воспринимать появление диверсионного отряда как прибытие подкрепления. Вскоре там каждый штык на особом счету будет.

– Знать бы, как скоро это произойдет.

– Точная дата особого значения пока что не имеет, – решительно ответил майор, а заметив, как взметнулись вверх брови комбата, добавил: – Так или иначе, до конца лета нам придется провести в стадии высшей боевой готовности, потому что каждый последующий рассвет может оказаться военным.

– Наверное, так происходило всегда: как только затягивалось начало войны орудий, начиналась война нервов.

– Замечу, что появления в устье мощных плавучих батарей нам не обещают, но не исключено, что какое-то время ваш отряд будет базироваться на одной из дунайских береговых батарей[31]. Возможно, не настолько зарытых в землю, как ваша, тем не менее… И еще… Вам приходилось когда-нибудь бывать на речных мониторах[32]?

– На речных – никогда, поэтому при первой же возможности…

– По существу, это и есть речные плавучие батареи. Впрочем, не исключено, что с одного из них вам придется высаживаться на берег противника.

Они договорились, что уже завтра Гродов переведет гарнизон батареи в подземные казематы, а к вечеру в освободившуюся казарму прибудут первые двадцать десантников, которые составят ядро отряда «Дельта». Кроме того, комбат тут же назначил мичмана Мищенко старшиной отряда, после чего майор краснофлотцев отпустил. Обсудив еще несколько вопросов, связанных с обмундированием и вооружением десантников, Гродов вопросительно уставился на Жирнова.

– Помню-помню, – оказался тот на высоте ситуации, – вас интересует обещанная вторая встреча.