— Ой, пожалуйста, — говорит Нелл. — Ты не тронешься.

Мне обидно, что она так легко отрицает это, отмахивается от этой идеи, как от комара.

— Все в моей семье сходят с ума.

— Спасибо большое, — говорит Нелл.

— Ты знаешь, о чем я. Ну смотри, моя мама и мой дедушка. Ты не станешь отрицать, что это у нас семейное.

— Да, о’кей, как и проблемы с сердцем, — соглашается Нелл, выхватывая из моей руки сигарету.

Она бросает ее на тротуар и тушит своей туфлей. Но свою не тушит.

— Ох, Аура, — вздыхает она после неловкого молчания. — Ты самый нормальный человек, которого я знаю. С тех пор как ты вошла ко мне в студию, я точно знала, кто ты. Боже, ты так похожа на свою мать, когда она была в твоем возрасте. Ты почти ее точная копия. За исключением глаз. Я видела безумие так близко, дважды видела, знаешь, — тихо говорит она. — В твоих глазах его нет.

Тишина повисает между нами. Я не знаю, как Нелл может делать такие долбаные голословные утверждения. Это кажется мне просто стереотипом. Все женщины плохие водители. Все негры умеют танцевать. Никому из внучек не грозит психушка.

— Я восхищаюсь тобой, — говорит она. — Правда. Ты должна гордиться собой, поверь. Ты хорошо о ней заботилась.

— Большое дело.

— Это большое дело. Ты заботилась о ней куда лучше, чем это делала я, а я ее мать. Ты это делала, Аура. Ты все хорошо сделала, милая. Правда, хорошо.

— Чего хорошего я ей сделала? — кричу я. О, ну все, пошло-поехало. — Большое дело, Нелл. Я заботилась о ней. Для чего? Чтобы вы забрали ее? Я знаю, что вы хотите ее забрать.

— А что ты собиралась делать, Аура? Просто сидеть с ней дома до конца жизни? Не успеешь опомниться, как будешь выпускницей. Ты собиралась поставить крест на колледже? Или собиралась взять ее с собой? Поселить свою чокнутую мамочку в своей комнате в общежитии?

Прямое попадание, Нелл, но я не собираюсь говорить ей, что она права.

— Ты не можешь просто запереть ее, как ты заперла ее отца! — кричу я. — Она Грейс Амброз, родилась третьего апреля тысяча девятьсот семидесятого года. Она твоя дочь, и она все еще жива!

— Вот это да, — говорит Нелл, держа руку на весу.

Ее сигарета прогорела до фильтра, но она не заметила, и, когда она начинает жечь ей пальцы, она просто бросает ее на парковку, и сигарета катится по земле. Она вперилась в меня глазами.

Я почти забыла, как это, когда кто-то смотрит на меня. По-настоящему смотрит и видит.

— Я не собираюсь ее навсегда запирать, не собираюсь отказываться от нее. Я не собираюсь отправлять ее в психушку, Аура.

— Не собираешься? — кричу я. Я рыдаю, как маленький ребенок, как малыш.

— Нет… милая. Нет. Только короткий курс лечения в клинике.

— Короткий курс, — повторяю я. — Она вернется?

— Да… да.

Я смотрю на нее с открытым ртом. Как это возможно? Как это вообще может быть? Она вернется домой? Она вернется?

— Как тебе удавалось жонглировать школой и мамой? — спрашивает Нелл.

Я пожимаю плечами.

— Хорошо, это первое, над чем нам предстоит поработать, — улыбается Нелл. — Я поеду с тобой в твою школу завтра же и все улажу. Ты вернешься в колею, слышишь меня?

Я натягиваю рукава толстовки на руки, как Кэтти Претти на уроке английского.

— И после того, как мы с этим разберемся, ты поможешь мне перетащить эллиптический тренажер.

— Перетащить… что? — Мой мозг вращается.

— Мой тренажер. Я ни дня без него не протяну. И еще у меня есть птица. Любишь птиц? Мерзкие создания, эти птицы. Иногда даже хуже мужчин. Конечно, если она мне совсем надоест, я всегда могу ее зажарить.

Я продолжаю смотреть на нее в недоумении.

— Видишь, я не собираюсь оставлять тебя одну, пока твоей мамы не будет. Я знаю, что я не была для тебя бабушкой, но я думаю, сейчас самое время начать, правда?

— Самое время…

— Я не храплю, умею делать потрясающую телятину по-пармезански и обещаю не смеяться над маминым интерьером.

— Значит, ты въедешь к нам, — говорю я медленно, хотя это все еще не кажется мне правдой.

— Временно. Конечно, если ты не хочешь пожить со своим папашей. — Она с отвращением морщит нос.

— Мама бы никогда не согласилась на это, — говорю я.

— Ох, ну да, никогда. Ну, сейчас она точно не способна спорить в любом случае. А когда будет способна… — Нелл качает головой. — Я была не при делах какое-то время, но я хорошо ее знаю, Аура. Я заставлю ее увидеть мир по-другому. На этот раз я не уйду.

Я смотрю в ясные голубые глаза Нелл, мне не хочется кричать. Это возможно? Я думаю. Все и правда в конце разрешится? У меня странное чувство, что, может быть — даже посреди своего психотического срыва, — мама в чем-то была права. Что, если мы на самом деле вращаем землю своими ногами — и, может быть, просто может быть, мои ноги заставили целый мир повернуть обратно.

Многие родственники клинических психопатов говорят, что им бы хотелось быть уверенными в том, что чувство стыда и вины нормальны.

— Я очень разочарована твоим поведением в последнее время, Аура, — говорит миссис Фриц, как только мы с Нелл входим в ее кабинет, который в это утро похож на спальню чирлидирш после пижамной вечеринки: помпоны разбросаны по полу, красно-белые кроссовки валяются на канцелярском шкафчике, полсотни банок из-под газировки лезут изо всех углов. Единственная разница между ее кабинетом и настоящей спальней чирлидерш в том, что на банках с газировкой не написано «диетическая». Огромный баннер, растянутый по всему офису, кричит: ПОЗДРАВЛЯЕМ КРЕСТВЬЮ-ХАЙ! ПЕРВОЕ МЕСТО В КОМАНДНЫХ СОРЕВНОВАНИЯХ ВОСЕМЬ ЛЕТ ПОДРЯД!

По крайней мере, хоть у кого-то были суперсчастливые выходные.

«Оошень разочарована, Аууа», — повторяет миссис Фриц, на этот раз откусывая особенно большой кусище утреннего бисквита. Она комкает обертку из «Макдоналдса» и швыряет ее в мусорное ведро трехочковым. Промазывает. Она выхлебывает все до капли из огромного пластикового стакана — такие можно найти в любом «Кам энд го», — и я сразу же начинаю думать о доме.

В наших кухонных шкафчиках больше сотни таких стаканов. Конечно, некоторые специально сервизы для сока покупают, но нам с мамой больше нравятся бесплатные пластиковые стаканчики с заправок, которые можно помыть и снова использовать.

Черт, я по ней скучаю.

— Прошу прощения, — пыхтит миссис Фриц, наконец утрамбовав в себя кусок «Маккуда». — Как раз заканчиваю завтрак.

Она берет свой второй «Большой Глоток» «Доктора Пеппера» и начинает сосать газировку через трубочку, смывая свой завтрак в желудок. Миссис Фриц так пристально на меня смотрит, что, клянусь, я вижу, как жир из последних трех «Макмаффинов» с яйцом (обертки валяются на столе) течет прямо по складкам ее рожи.