— Получается, что банки занимались перенасыщением рынка ценных бумаг.

— Нет, они всего лишь откликались на спрос, которым пользовалось разного рода дерьмо. На неутолимый спрос своих клиентов. А многие из них были, кстати сказать, легковерными европейцами, которые доверяли оценивавшим кредитоспособность агентствам.

— Что же произошло потом?

— Потом они просто-напросто истощили свои запасы. Не было больше домов и кредитов, да и покупателей тоже найти не удавалось. — Вилс усмехнулся. — Получился долбаный Клондайк, на котором не осталось ни крохи золота.

— И как поступили банки? — Уэтерби поморщился. — Или мне об этом лучше не знать?

— Набрали новых людей. Еще более изворотливых. Теперь «Голдбег» и «Моргейн» отказались от услуг компании, выдававшей ипотечные кредиты, — «Аут Вест» или как она там называлась — и обратили своих брокеров в подобие коммивояжеров. Найди нелегального иммигранта или просто бездельника. Предложи ему гигантскую ссуду под соблазнительные проценты или с соблазнительной начальной отсрочкой платежа. Вернись на Уолл-стрит. Подели ссуду на ломти. И продай ее. В итоге у банков появилась масса зарегистрированных синтетических облигаций. Плюс одна проблема.

— Какая?

— «Голдбегу» пришлось платить немалые деньги держателям этого дерьма, люди, владевшие наихудшими долями худших облигаций, получали от него процентов десять их стоимости. И тогда маленький Джонни постучался в дверь Марка Безамьяна и спросил: «Вы не хотели бы сыграть на понижение моего рынка?»

— Но как же можно заимствовать их, и продавать, и…

— А никак нельзя. Проделанное нами не походило на обычную игру на понижение ценных бумаг. Джонни предложил нам заняться обменом проблемных кредитов, связанных только с одной долей облигации. Наихудшей.

— То есть они продавали вам страховку от неоплаты только одной части облигации. — Уэтерби, похоже, стало не по себе, подумал Вилс; видимо, он уже сообразил, к чему все это клонится, и испугался.

— Да, — сказал Вилс. — Мы ставили на неоплату. Они — на то, что положение останется прежним. Поскольку речь шла о самой деликатной доле облигаций, они требовали за ее страхование немалых денег. Если вы страхуете бумажный дом, который стоит в горящем лесу, страховые взносы непременно должны быть высокими. Однако сопряженные с этим расходы были все-таки ниже тех, которых потребовало бы от нас обычное сокращение объема ценных бумаг. И когда оставшийся без гроша издольщик лишался возможности вносить платежи, мы получали очень хороший навар. Всю стоимость страховки.

Уэтерби покачал головой.

— А как вы решали, какие кредитные облигации покупать?

— Тут нам помогали банки. Джонни из «Голдбега» снабдил нас списком всех ипотечных облигаций США. Нам только и оставалось, что отыскивать наихудших заимодавцев из наиболее ненадежных штатов, — если я правильно помню, самыми дерьмовыми оказались Аризона с Невадой. Какой-нибудь мальчишка переплывал Рио-Гранде и начинал получить пятнадцать штук в год, работая на бензоколонке, но так и не научившись говорить по-английски, — вот ему-то и ссужали три четверти миллиона баксов, чтобы он купил себе дом с бассейном. А мы проводили своего рода исследование, которое могли бы провести, но никогда не проводили сами ипотечные кредиторы. У Безамьяна три человека только этим с утра и до вечера и занимались. Находили худшие доли худших синтетических облигаций и заключали с «Голдбегом» или «Моргейном» пари, ставя на то, что они останутся неоплаченными.

— А банкам-то это было зачем? — спросил Уэтерби.

— Тут все просто. Надбавка, которую я плачу, покупая страховку, довольно сильно перекрывает текущие проценты, которые банк выплачивает держателям БББ. Остальное идет банку, это его плата за риск. А покупателей этого дерьма всегда хватает, и некоторые из них рады довольствоваться деривативами. В итоге банку остается лишь постараться, чтобы эти операции оказались для него нерасходными и имели нулевой риск.

— Фантастика, — сказал Уэтерби.

Губы Вилса шевельнулись — так, точно ему захотелось улыбнуться.

— Это еще не все. Теперь пойдет часть самая каверзная, Саймон. Сосредоточьтесь. Разобравшись и в ней, вы сможете позвонить Сузанне Расселл из Эйч-Эс-Би-Си[39]и пригласить ее на ланч. В сравнении с этим все остальное — пустяковые забавы. Так вот. Дело в том, что каждый раз, как Джонни выписывал мне или таким, как я, страховку тройного Б, он, по сути дела, создавал новый кредит. А затем соединял эти кредиты — обмены проблемными кредитами — в новую разновидность синтетических облигаций, которыми также мог торговать! И что получилось? — комиссионные возросли, прибыли тоже, рынок жил и дышал. Вот это и вправду фантастика!

Саймон Уэтерби начинал понемногу бледнеть.

— Да, но ведь эти новые кредиты не обеспечивались никакими опорными обязательствами, так? Дополнительные дома не строились, новых ссуд никто не получал, реальных облигаций не выпускал.

— Ну вот, вы поняли, — сказал Вилс. — Они дублировали изначальные ипотечные облигации, но с одной существенной разницей. Дома-то ни за одной из них и не стояло. Единственным активом, который обеспечивал синтетическую облигацию, было мое групповое пари с банком. Беда, правда, в том, что у этих обеспеченных долговых обязательств отсутствовала какая-либо ликвидность. Они просто-напросто прилипали к пальцам банков.

— Господи, Джон, — сказал Уэтерби. — Это смахивает на воображаемый футбол, в который играет мой сын. Ваш им не увлекается?

— Не знаю, — ответил Вилс. На миг он, казалось бы, задумался. — В общем, суть дела вы, по-моему, уяснили. Это Воображаемые Финансы. Мало того что бедняки берут ссуды, которые не могут потом выплатить, — берут, чтобы покупать дома, которые им не по карману. Занимаясь обменами проблемных кредитов, банки используют их для биржевой игры, размах которой настоящим рынкам и не снился. И общие потери в ней будут намного большими, чем потери на реальных ипотечных ссудах, которые послужили основой самих проблемных кредитов. А мы, хедж-фонды, естественно, получим возможность основательно нажиться на этих потерях.

Уэтерби был уже попросту белым; крошечные капельки пота вытянулись в линию на его свежевыбритой верхней губе. Вилс, заметив это, улыбнулся — внутренне: так у этого молодого человека проявлялось чувство стыда.

— Но ведь они наверняка должны бросаться в глаза аудиторам, — сказал он. — При проверке балансовых отчетов.

Вилс фыркнул:

— Ну да, Большая Пятерка… Теперь уже Большая Четверка. Нет, аудиторы только рады закрывать на них глаза.

— Но почему?

— Не знаю, Саймон. Я же не дипломированный аудитор. Возможно, они не понимают, что там к чему. Возможно, понимают слишком хорошо.