— Возможно, именно поэтому ты плохо спишь. Тебе нужна интерлюдия, чтобы отключиться от мыслей о работе перед сном.

Последовала точно рассчитанная пауза, после чего Гарри осведомился:

— И что ты предлагаешь?

Осознав, что он имеет в виду, Поппи залилась краской с макушки до кончиков ступней. Гарри, казалось, наслаждался ее смущением, не с насмешкой, а словно находил его очаровательным.

— Все мои близкие любят романы, — сказала наконец Поппи, вернув разговор в прежнее русло. — По вечерам мы собираемся в гостиной, и один из нас читает вслух. Лучше всего это получается у Уин, для каждого персонажа она изобретает свой голос.

— Я бы охотно послушал, как ты читаешь, — сказал Гарри.

Поппи покачала головой:

— Я не иду ни в какое сравнение с Уин. Всех клонит в сон, когда я читаю.

— Представляю, — отозвался Гарри. — У тебя голос дочери ученого. — И прежде чем она успела обидеться, добавил: — Успокаивающий, без вздорных ноток, мягкий…

Он ужасно устал, вдруг поняла она. Настолько, что у него нет сил даже связывать слова в предложения.

— Мне надо идти, — пробормотал он, потирая пальцами глаза.

— Вначале доешь свой сандвич, — строго сказала Поппи.

Гарри послушно поднес ко рту сандвич. Пока он ел, Поппи нашла в книге отрывок, где описывалась прогулка по сельской местности, с голубым небом и кудрявыми облачками, с цветущими деревьями и тихой речкой с заросшими травой берегами, и начала читать вслух. Она читала размеренным тоном, украдкой поглядывая на Гарри. Он смел все сандвичи с тарелки, а затем откинулся на спинку дивана с более расслабленным видом, чем ей приходилось видеть.

Поппи прочитала еще несколько страниц о прогулке в осеннем лесу, озаренном бледными лучами солнца, меркнущими от моросящего дождя… Дочитав до конца главы, она снова взглянула на Гарри.

Он спал. Его грудь мерно вздымалась и опадала, длинные ресницы лежали на щеках, одна рука покоилась у него на груди, а другая, с полусогнутыми пальцами, была откинута в сторону.

— Никогда не подводит, — пробормотала Поппи, усмехнувшись. Даже неугомонная натура Гарри не устояла перед ее даром погружать слушателей в сон.

Она осторожно отложила книгу.

Впервые она могла без помех рассматривать Гарри. Странно было видеть его полностью безоружным. Во сне его черты разгладились, придавая ему почти невинный вид в отличие от его обычного властного выражения. Его губы, всегда решительно сжатые, казались мягкими как бархат. В спящем Гарри было что-то мальчишеское, и Поппи подавила желание убрать с его лба непокорную прядь. Ей хотелось укрыть его одеялом и оберегать сон, в котором он так нуждался.

Прошло несколько безмятежных минут, нарушаемых лишь отдаленными звуками, доносившимися с улицы. Это было то, в чем она нуждалась, даже не подозревая об этом, — возможность спокойно подумать о незнакомце, который полностью завладел ее жизнью.

Пытаться понять Гарри Ратледжа было равносильно тому, чтобы разобрать на части один из сложных механизмов, которые он изобретал. Можно было изучить каждую деталь, каждое колесико, каждый рычажок и все равно не понять, что заставляет его работать.

Казалось, что Гарри проводил жизнь, сражаясь со всем миром и пытаясь подчинить его своей воле. И в конечном итоге добился немалого успеха. Но он явно оставался неудовлетворенным, не способным наслаждаться тем, чего достиг. И это делало его непохожим на других мужчин из окружения Поппи, особенно Кэма и Меррипена.

Из-за своего цыганского происхождения ее шурины не смотрели на мир как на объект завоевания, предпочитая свободно бродить по свету. А Лео вообще избрал роль созерцателя жизни, а не активного участника.

У Гарри была психология разбойника, стремящегося покорить всех и все, что попадалось ему на глаза. Можно ли такого человека укротить? Обретет ли он, когда-нибудь душевный покой?

Поппи настолько углубилась в свои мысли, что вздрогнула, услышав стук в дверь. Она не ответила, в надежде, что непрошеный посетитель уйдет. Но стук повторился.

Гарри проснулся, издав неразборчивый возглас и растерянно моргая, как человек, которого слишком резко разбудили.

— В чем дело? — буркнул он, поднявшись на сиденье.

Дверь отворилась, и вошел Джейк Валентайн. При виде Гарри и Поппи, устроившихся вместе на диване, его лицо приняло виноватое выражение. Поппи едва удержалась, чтобы не пожурить его, хотя понимала, что он всего лишь выполняет свою работу. Джейк подошел к Гарри, вручил ему сложенную записку и, шепнув несколько загадочных слов, отбыл.

Гарри устало пробежал глазами записку и, сунув ее в карман, улыбнулся Поппи.

— Кажется, я задремал, пока ты читала. — Он устремил на нее взгляд, более теплый, чем когда-либо. — Неплохая интерлюдия, — заметил он, улыбнувшись краешком губ. — Надо будет повторить.

И, прежде чем Поппи нашлась что ответить, вышел.

Только самые богатые лондонские дамы имели собственные кареты с упряжкой, поскольку их содержание обходилось в целое состояние. Остальным приходилось довольствоваться услугами частных конюшен, в случае необходимости проехаться по Лондону.

Гарри настоял на том, что Поппи должна иметь собственный выезд с парой лошадей, и пригласил дизайнера из каретной мастерской. После обсуждения всех деталей с Поппи было решено изготовить карету в соответствии с ее вкусами. Это вылилось в долгие дебаты, оставившие Поппи несколько Смущенной и даже чуточку раздраженной, поскольку ее вопросы о стоимости материалов вызвали решительную отповедь.

— Ты здесь не для того, чтобы спрашивать, что сколько стоит, — заявил Гарри. — Твоя задача выбрать, что тебе нравится.

По своему опыту Поппи знала, что одно неразрывно связано с другим. Когда Хатауэи что-либо выбирали, они интересовались ценами, чтобы не переплатить и не продешевить. Но Гарри, казалось, воспринимал подобный подход как оскорбление, словно она ставила под сомнение его способность обеспечить ее.

В конечном итоге было решено, что снаружи карета будет покрыта элегантным черным лаком, а внутри обита зеленым бархатом, с расписными деревянными панелями, зелеными шелковыми шторками, ставнями красного дерева, подушками из бежевой кожи, бронзовыми светильниками и дверными ручками. Поппи даже не представляла, сколько всего надо обсудить, чтобы заказать карету.

Остаток утра она провела с месье Бруссаром, шеф-поваром, его помощником, мистером Рупертом, и миссис Пенниуистл. Бруссар изобрел новый десерт, точнее, пытался воспроизвести десерт, который он помнил с детства.

— Моя тетя Альбертина никогда не записывала своих рецептов, — удрученно сообщил он, вытаскивая из духовки водяную баню, где плавали формочки с яблочным пудингом. — Я наблюдал за ней и старался запомнить. Но кое-что выскользнуло из моей памяти. Я пятнадцать раз пытался повторить этот рецепт, но так и не добился совершенства… но quand on veut, on peut.