Понял это не только Константин Германик.

– Может, Овдий, ты и был мясником, – заметил Лют-Василиус, – но уж точно не в торговых рядах на площади Тавра.

Глава ХХIII

Речные волки

По распоряжению Константина Германика Лют-Василиус был освобожден от караульной службы по охране своего командира. Он занял место в передней части лодии, бесцеремонно потеснив капитана Аммония. Тот, даже если и был недоволен, вида не подал. Впрочем, на египтянина теперь даже гребцы обращали мало внимания. То один, то другой, не уставая махать веслом, оборачивались назад, чтобы посмотреть: чем занят их новый командир.

В конце речного судна возвышалась атлетическая фигура трибуна Галльского легиона, закованная в броню, с надвинутым на лоб блестящим шлемом с красно-белым конским гребнем, спатой в правой руке. Левой рукой Германик удерживал на поводке громадного щенка молосского дога. Все это вместе взятое вселяло надежду, что, возможно, не так страшны речные волки, если у бедных гребцов такой защитник.

Понимал это и трибун, поэтому старался стоять подольше, дабы внушить если не смелость, то хотя бы немного уверенности своему босоногому войску.

Наконец солнце поднялось в зенит и стало не на шутку припекать. Константин снял шлем, вытер вспотевшее лицо тряпкой, услужливо поданной пройдохой Аттиком.

– Сообрази что-то поесть мне и Церберу, – распорядился он. – Но к капитану не обращайся, управишься сам. После этого отнеси ячменных лепешок, мяса Люту-Василиусу и Аммонию. Пусть жуют, не спуская глаз с воды.

– Экипажу можно перекусить! – зычно крикнул офицер гребцам. – Еду принимать быстро, по борту, через одного. Поел сам, греби за товарища.

Опытные гребцы, быстро сориентировавшись, лихорадочно поглощали пищу. Все понимали, что безлюдье необходимо проскочить как можно скорее. Ведь вблизи людских поселений речные волки атаковать торговое судно, скорее всего, не осмелятся, опасаясь свидетелей грабежа.

Трибун присел на тюк то ли с оружием, то ли с другой контрабандой, которую плут Аммоний наверняка раздобыл в Ольвии. Попытался честно проанализировать свои действия еще до отплытия из готского королевства.

Надо было все переиначить еще в Ольвии, да кто же знал? Он, Константин Германик, сроду по рекам не плавал, да еще с торгашами, которые мать родную за обол продадут.

Слабым оправданием было то, что опыта подобных переходов у него не было. Но это – для слабых. Таковым себя трибун не числил. Кроме того, жена обещала родить сына. Молодой мужчина очень хотел сына.

Внезапно раздался пронзительный свист Люта-Василиуса и, почти без перерыва, истошный ор капитана Аммония:

– Пираты! Справа по борту и впереди. Вон, в тени большой ивы!

Константин Германик вскочил со своего места, присмотрелся. Действительно, далеко впереди и справа по борту Гипанис подмыл несколько больших ив, которые наклонились над водой так низко, что вода обмывала ветки.

«Но где же пираты? Куда они спрята…» – трибун не успел додумать. Прямо из зелени плакучих ив на простор реки стремительно ворвались две длинные лодки. Причем борта каждой были так низки, что на мгновение показалось, будто пираты сидят прямо в воде. Германик быстро сосчитал гребцов. По четыре человека с каждого борта. Плюс кормчий. Ну, этот не в счет, он лодку не оставит.

– Командир! – крикнул Лют-Василиус. – Помни о нападении с тыла! Оглядывайся чаще!

Трибун быстро обернулся. Нет, сзади все чисто. Темно-синяя гладь Гипаниса без намека на пиратов в низко сидящих лодках. Мгновенно сориентировавшись, гаркнул гребцам:

– Вперед, что есть силы, мы должны проскочить засаду!

Гребцы уже и сами поняли, в чем их спасение, налегли на весла.

Рядом с Константином Германиком возник фракиец Тирас. На его коричневатом, как кора, лице не отобразилось ровно ничего, кроме спокойного ожидания привычного кровавого дела. Калеб, стоявший на банке гребца, поднял лук, вопросительно посмотрев на командира.

– По кормчему первой лодочки, – кивнул тот. – Подожди только, когда она зайдет на стремнину.

Калеб опустив лук, спокойно ждал. Тем временем лодки речных пиратов летели со скоростью бакланов. Наконец первая оказалась впереди, достигнув середины Гипаниса. Очевидно, ее задачей было перекрыть дорогу купеческой лодии.

Калеб изготовился к стрельбе. Щелканье тетивы, свист стрелы. Кормчий без звука ушел под воду. Лодку понесло по течению. Было видно, как один из пиратов, вскочив со своей банки, кинулся к кормовому веслу. Через мгновение стрела, как будто белохвостая птица, влетела ему под лопатку. Речной волк упал навзничь на дно лодки.

– Вторая цель! – прокричал Константин Германик.

Вторая лодка была шагах в пятидесяти.

И тут случилось непредвиденное.

Со дня лодки противника вдруг поднялись прятавшиеся там до этого стрелки. Один, три, пять лучников! Они прицелились все, как один.

– Стоять! – гаркнул трибун своим гребцам.

Несведущий в приемах управлении речной лодией, он просто повторил команду, пригодную для кавалерийской алы, но никак не для вольнонаемных на гребном купеческом суденышке.

Впрочем, именно это всех и спасло. Часть гребцов замерла, опустив весла в воду. Другие, не услышав или не поняв приказа, продолжали лихорадочно грести. Лодия замедлила ход, и ее тут же развернуло передней носовой частью к пиратам.

Стрелы лучников, только что имевших перед собою идеальную цель, ушли в воду.

Калеб, стоявший на банке гребца, при вынужденном развороте сильно качнулся и чуть не очутился в Гипанисе. Его вовремя подхватил Тирас. Однако время оказалось утерянным.

Лучник убил еще двоих, но пираты успели сблизиться с лодией, потерявшей ход. С грозным ревом и пронзительным свистом речные волки полезли на абордаж.

Гребцы, большинство из которых внезапно прозрело: «От таких пощады не жди!» – защищались неумело, но ожесточенно.

Пиратская лодка была низкой, и речные волки вынуждены были цепляться за высокие борта купеческой лодии, чтобы забраться внутрь. Как только голова пирата показывалась над уключинами для весел, в нее целило сразу несколько копий. Фракиец Тирас, пожав плечами, отрубил чьи-то руки, упавшие с глухим стуком.

Но тут с другого борта на лодию одновременно забрались сразу несколько пиратов, незаметно поднырнувших и проплывших под днищем.

Два или три гребца нерешительно подняли весла вверх в знак добровольной сдачи. Завидя это, и остальные прекратили сопротивление.

Навстречу пиратам с одной стороны выступил фракиец Тирас с серпом, с другой – рыжеволосый Овдий с франциской. Те явно не ожидали такого оборота: гребцы-то уже сдались! Но изготовили к бою короткие мечи.

Овдий метнул франциску с расстояния в несколько шагов. В предсмертном удивлении речной волк, уронив меч, поднял обе руки к разрубленной голове, из которой уже полезли серые мозги, и упал навзничь. Тирас, сделав обманное движение,