литераторов на дому и в больницах. Столь ответственная административная деятельность явно не вяжется с расхожим представлением о Достоевском как о человеке непрактичном, зато вполне согласуется с общинными традициями русской православной церкви и если не с идеологией, то с обычаями русской интеллигенции[88]. Достоевский всю свою жизнь подавал милостыню, даже если подавать было почти нечего, и тема благотворительности занимает особое место в его произведениях – от «Бедных людей» до «Братьев Карамазовых». В последнем его романе Иван Карамазов и старец Зосима по-разному подходят к благотворительности: Иван – отстраненно и абстрактно, Зосима – искренне и пылко. Благодаря деятельности в Литературном фонде Достоевскому пришлось побывать в шкуре и того, и другого – равно как и его современнику (и временами злейшему сопернику) Тургеневу, который, подобно Достоевскому, лично помогал тем писателям, которым фонд был помочь не в силах.

Средства Литературного фонда складывались из пожертвований, добровольных отчислений из писательских гонораров и из доходов от публичных выступлений. В этом смысле Достоевский тоже не остался в стороне: в апреле 1860 года состоялась знаменитая постановка гоголевского «Ревизора», в которой Федор Михайлович сыграл роль почтмейстера Шпекина – вот когда пригодился его недооцененный комический дар! [Frank 1986: 12–14] Всю свою жизнь он поддерживал Литературный фонд и другие благотворительные инициативы (воскресные школы, высшее образование для женщин), участвуя в литературных вечерах и концертах; его воодушевленное чтение приковывало к себе внимание аудитории. Даже в последние два года жизни, больной и переутомленный, он постоянно выступал перед слушателями – вплоть до того, что жене пришлось вести расписание таких выступлений; список насчитывал четырнадцать пунктов [Достоевская 1876–1880]. Надо сказать, что Достоевский не любил больших собраний; писательское тщеславие мешало ему переносить присутствие соперников – к примеру, куда более элегантного Тургенева. И то, что Достоевский все-таки заставлял себя принимать участие в подобных мероприятиях, где часто читал отрывки из еще неоконченных книг, позволяет судить о мере его профессионализма и преданности Литературному фонду.

Достоевский довольно быстро устроился в Петербурге, нашел старых друзей и обзавелся новыми, приступил к писательству и принял самое деятельное участие в издании журнала «Время». В ту эпоху толстый журнал сделался средоточием литературной и интеллектуальной жизни. Бесконечные собрания редколлегий заменили литераторам былые салоны и книжные лавки. Теперь начинающие писатели могли рассчитывать на то, что их статьи, фельетоны, переводы, рассказы (а иногда и стихи) появятся на страницах журнала, перемежая собою более внушительные публикации – романы с продолжением, мемуары, научные труды. Издательская политика была такова, что новые художественные произведения, даже вышедшие из-под пера самых маститых и популярных романистов, вначале появлялись в толстых журналах. Журналы завлекали подписчиков, обещая им, что за год подписки они прочтут до конца роман того или иного прославленного писателя, а интерес к новому роману подогревался журнальными и газетными рецензиями, которые появлялись еще до завершения публикации полного текста.

Не менее важным, чем литературный и интеллектуальный уровень такого журнала, было его направление. В этом смысле на протяжении 1850-70-х годов палитра была довольно пестрой: леволиберальные «Русское слово», «Современник» и «Дело»; более умеренные «Отечественные записки» и «Вестник Европы»; правоцентристская «Библиотека для чтения»; наконец, консервативные – «Русский вестник» и «Заря». Направление журнала могло меняться, поскольку критики и редакторы нередко переходили из одного издания в другое, и обычно не было жестким – по крайней мере, до ареста Чернышевского в 1862 году. Год 1866-й стоит в этом списке дат особняком – он был отмечен первой попыткой покушения на Александра II, попыткой, которая глубоко потрясла патриархальную Россию и привела к цензурным репрессиям по отношению к журналам, поскольку журналы ассоциировались с радикальным движением 1860-х.

Братья Достоевские и главные их сотрудники, Николай Страхов и Аполлон Григорьев, довольно скоро определили направление нового журнала – «почвенничество». Журнал заполнил идеологическую нишу между славянофилами и западниками и сосредоточился скорее на культурных, чем на экономических сторонах жизни. Он пропагандировал «русскую идею», которая синтезировала бы культурные достижения русского народа и европейского Просвещения. Такая программа способна была привлечь непредвзятых читателей самых разных убеждений. И действительно, «Время» стало одним из самых популярных журналов начала 1860-х, с внушительным числом подписчиков – 4000. Издателем и официальным редактором был Михаил Достоевский, но большую часть редакторской работы выполнял Федор, который, кроме того, выступал на страницах журнала как фельетонист, критик, автор полемических статей и беллетрист. Он напечатался в более чем трех четвертях из всех вышедших (28) номеров «Времени», опубликовав в журнале два романа – «Униженные и оскорбленные» (1861) и «Записки из Мертвого дома» (1861–1862), а также «Зимние заметки о летних впечатлениях» (1863). В свете Достоевский был неуклюж, раздражителен и угрюм, но как журналист он умел привлекать к себе внимание читателей, особенно молодых; репутация бывшего «политического» делала его притягательной и героической фигурой в глазах интеллигенции – особенно после «Записок из Мертвого дома», где он первым решился заговорить о жестокости российской пенитенциарной системы.

Журнал защищал народное образование и образование женщин, что укрепляло к нему доверие. Но Достоевский не просто хотел потрафить либеральным вкусам; он, как и другие авторы журнала, выступал и против догматов тогдашней критики. Так, например, он ярко и остроумно отстаивал ценность, свободу и внутреннюю действенность искусства, опровергая заявления (преимущественно Добролюбова и Чернышевского) о том, что искусство обязано служить злободневным и конкретным общественным целям («Г-н – бов и вопрос об искусстве» – «Время», февраль 1861 года). В общем и целом, журнал придерживался центристской позиции, за что подвергался критике со стороны как левых «нигилистов», так и правых ура-патриотов.

По оценке самого Достоевского (не исключено, что несколько завышенной), по возвращении в Санкт-Петербург он зарабатывал от 8000 до 10 000 рублей в год – вполне достаточно для безбедного существования[89]. Казалось бы, он наконец-то состоялся как профессиональный писатель – но тут на него лавиной обрушились несчастья. Судьба словно решила продемонстрировать, что в 1860-е годы профессия литератора все еще оставалась ненадежным ремеслом. Первой катастрофой стало запрещение «Времени» в мае 1863 года. Польское восстание 1863 года восстановило общественное мнение против инсургентов. Большинство радикалов поддерживало поляков, но открыто в печати это мог делать только Герцен из эмиграции. Московские журналисты во главе с Катковым не упустили случая нанести удар своим петербургским конкурентам, которые сообщали о ходе восстания в более нейтральном, чем москвичи, тоне. В этой взрывоопасной обстановке Страхов, чьи ученые и запутанные рассуждения годились скорее для научного, чем для публицистического журнала, написал статью, которая могла быть истолкована как восхваление польской культуры в ущерб русской. Московская пресса немедленно накинулась на «Время»