– Значит, картина через экономку попала в семью твоей Эви, – заключил Дэвид.

Мод кивнула, соглашаясь. Дэвид обнял ее, и на этот раз она не стала его отталкивать, окунувшись в тепло его объятий. Его рука нежно скользнула по спине Мод. Она повернулась к нему, но прежде чем их губы встретились, Мод выдохнула:

– Дэвид, я не буду с тобой спать.

– Я и не требую, – он нежно коснулся губ Мод. – Мне просто хорошо оттого, что ты рядом.

Она грустно улыбнулась и прижалась к нему плечом. Они сидели на толстом ковре с длинным мягким ворсом. В маленьком камине полыхал огонь. Мод положила голову на плечо Дэвида. Он то гладил ее волосы, то целовал их.

– Сидеть бы так всегда, – прошептала она.

– Все в твоих руках, – просто сказал он.

Мод тяжело вздохнула. Ее взгляд упал на дневник Эмбер, который она положила на кресло.

– Давай почитаем вместе? – предложила она.

Глава 17. Эмбер

Карлайл-Холл, Корнуолл, 1808—1813 год

Эмбер отошла от мольберта и взглянула на получившийся пейзаж. Набросок к нему она сделала еще на пляже, а здесь, в мастерской, уже заканчивала детали. Картина получилась маленькая, но отчего-то ей она нравилась больше других. Может, потому что писала ее в самые жаркие летние деньки, когда полуденное солнце, изредка прятавшееся за облаками, делало все краски яркими, почти волшебными: глубокая синева моря с белыми барашками пены на гребнях волн, песок цвета топленого молока и изумрудная зелень травы, покрывающей мыс.

Почувствовав движение за спиной, Эмбер обернулась. Позади нее стояла мисс Робертс и, поджав тонкие губы, смотрела на картину. Увидев, что Эмбер заметила ее, экономка тут же проворчала:

– И что вы только время тратите на такое бесполезное занятие.

– Почему бесполезное? Картины радуют глаз. Разве вам не нравится? – Эмбер упрямо вскинула голову, в упор уставившись на мисс Робертс.

– Я ничего в этом не понимаю, да и некогда мне заниматься глупостями.

– Да бросьте, мисс Робертс, вы столько лет прослужили в этом доме, должны же были привыкнуть к прекрасному.

– К прекрасному? Скажете тоже, – фыркнула экономка, смерив Эмбер презрительным взглядом. Однако, когда она снова посмотрела на картину, девушка уловила в глазах мисс Робертс интерес.

– Неужели так сложно признать, что вам нравится, – с усмешкой в голосе проговорила Эмбер и отвернулась к мольберту. За три года, что она прожила бок о бок с мисс Робертс, она привыкла к ее извечному недовольству, к тому, что они находились в состоянии нескончаемой вражды. Временами, когда в Карлайл-Холл приезжал Фредерик, война между Эмбер и мисс Робертс сходила на нет, становилась пассивной, но стоило ему уехать, как мисс Робертс принималась за старое. Эмбер уже давно перестала остро реагировать на упреки и недовольный тон экономки, но в глубине души она ее побаивалась. Ее страшили взгляды, которыми женщина одаривала подрастающего Роберта. В глубине ее глаз затаилась ненависть и жестокость. В такие моменты Эмбер вспоминала рассказ, который услышала от кухарки, и все чаще ловила себя на мысли, что она склонна поверить, будто давным-давно мисс Робертс так ненавидела маленького лорда Карлайла, что решила убрать его с пути.

– Мой брат тоже любит красками малевать, – послышался голос мисс Робертс. – Тоже все море да море рисует. Каждый раз одно и то же. Глаза б не глядели!

– Ваш брат? – обернулась Эмбер, с интересом посмотрев на экономку.

– Ну да. У меня есть старшая сестра и младший брат. Он у нас немного припадочный. Работать толком не работает, только знай себе кистью размахивает, вот как вы, – губы мисс Робертс скривились, будто она хватила кислого молока. Женщина развернулась и вышла из мастерской.

В следующую субботу Эмбер рано покинула свои покои и сразу прошла под лестницу, на половину слуг. Она все верно рассчитала – мисс Робертс еще не ушла в Гвивир.

– Вот, это для вашего брата. – Мод протянула экономке завернутый в бумагу предмет квадратной формы.

– Что это? – с опаской уставилась на подарок мисс Робертс.

– Картина. Надеюсь, хотя бы вашему брату она понравится.

Эмбер не стала выслушивать нелестные комментарии в адрес картины или свой собственный и ушла наверх, где в детской тихо посапывал Роберт.

Экономка шла до вязовой аллеи не оглядываясь. Сверток, врученный ей Эмбер, камнем оттягивал сумку. Картина, конечно, не была тяжелой. Тяжелы были полные ненависти мысли мисс Робертс. Сначала она решила выбросить подарок презренной леди Фрайерс, как только большой дом скроется из виду. Но, как назло, у самой вязовой аллеи ее догнали Люси с помощником конюха Уильямом. Эти двое отправились в Гвивир посмотреть выступление бродячего цирка, который на днях прибыл в их захолустье.

– Не рановато ли вы собрались на представление? – недовольно промычала мисс Робертс.

– Мы еще хотели зайти в лавку, – объяснил улыбчивый Уильям. – Купить сластей для сестренки Люси. Да, Люси?

Девушка лишь кивнула, покраснев. Мисс Робертс смерила их подозрительным взглядом – эти двое давно играют в переглядки да шушукаются по углам. Что-то здесь нечисто. Мисс Робертс строго следила за слугами и не допускала безнравственных отношений. В прошлом году она уже уволила Эстер за то, что та начала встречаться с каким-то деревенским парнем. За Люси ничего такого она раньше не замечала, девушка боялась мисс Робертс как огня. Да видно, и эту бес попутал.

– Не задерживайтесь после представления, тебе, Люси, завтра рано утром еще камины чистить в западном крыле.

– Знаю, мисс Робертс. Я все сделаю.

– Ну-ну.

Мисс Робертс ускорила шаг, но куда ей, старухе, отяжелевшей, с распухшими ногами, было угнаться за молодыми? Уильям и Люси шли позади, не обгоняя экономку, но из вежливости держась на почтительном расстоянии. Неудобно ей было при них выбросить сверток с картиной. Возьмут да поднимут, а потом, не дай бог, вернут его Эмбер. Еще и расскажут, что она не случайно обронила, а нарочно выбросила.

Так и донесла мисс Робертс картину до самой деревни. Кивнув на прощание Люси с Уильямом, она собиралась уже избавиться от жгущего руки свертка, засунув его в какую-нибудь неприметную щель между домами, но не успела. С другого конца улицы к ней спешил Пип и орал так, что вся округа слышала:

– Сестричка, сестричка. Скорей, Анна моя рожает.

Пип у них в семье был белой вороной, да и не только в семье – славился на весь Гвивир. Дурачком он не был, но был словно не от мира сего. С раннего детства страдал припадками падучей болезни, но чем становился старше, тем они реже случались. Однако был Пип не приспособлен к жизни. За что ни брался – все из рук валилось. Никакое дело по хозяйству сладить не мог. Зато рисовал хорошо да по дереву резал. Мисс Робертс со старшей сестрой всегда думали, что толку из