Ведь мне было все равно.

– Аэлин, – произнес он грубо.

Прайм дернул меня за руку и потушил в своей ладони сияющий серебристый свет моей магии. Черные глаза внимательно изучали меня около минуты. Он так и стоял, загораживая собой свою бывшую подданную. Она так и не поняла, что внешне жестокий и безжалостный правитель ненавистного многим закрытого мира только что проявил благородство и спас ей жизнь. Девушка продолжала смотреть вдаль и не видела ни меня, ни его.

– Что ты поглотила? – услышала я его голос.

Отвечать не хотелось, поэтому и не стала.

– Аэлин! Нельзя вот так просто вбирать в себя чужие эмоции, – его требовательный тон звучит укоризненно.

И мне становится от этого еще больнее. Огонь внутри все еще горел, хотя уже не обжигал сознание. Думала, что он будет гореть вечно, но он потихоньку отступал, постепенно превращаясь из пекла в обычный костер, который со временем потухнет и сам. Только теперь осознала, что приступ агрессии вышел за пределы допустимого. Раньше я никогда не переходила эту грань. Да, я убивала, но не потому, что просто так захотелось. Не так, как собиралась сделать это сейчас. Бездна, вот тебе и побочный эффект артефакта.

– Теперь ты понимаешь, почему я такой? – спросил Прайм.

В черных глазах читались грусть и сожаление.

– Все имеет свою цену, да, Кир? – ответила я.

Прайм подарил мне очередную ласковую улыбку и взял за руку.

– Нам действительно здесь не место здесь, Аэлин. Ты ведь понимаешь?

Я понимала. Понимала прекрасно, но все равно желала остаться хотя бы еще ненадолго. Сжала его руку в своей сильнее и, не поднимая взгляда, просто попросила:

– Дай мне время до рассвета. Пожалуйста.

Киринион, храня мрачность, кивнул. Отпустил меня и пошел прочь от стен, бывших когда-то последним оплотом Альтерры.

– Не забудь, Аэлин, – сказал он еле слышно, даже не поворачиваясь в мою сторону. – Ты обещала мне, – также тихо и спокойно, как и все, что он обычно говорит.

– Я исполню свое обещание, – прошептала я.

Еще недолго постояла, наблюдая за тем, как тринадцать высоких стройных фигур удаляются вдаль. Дождь уже перестал лить, и ветер совсем утих, а я, промокшая до нитки, преодолела расстояние в четыре часа, чтобы добраться до отчего дома. Я могла бы использовать портал. Во мне было достаточно силы. Но я не стала. Мне нужно было время, чтобы все обдумать. Следующие два часа я провела, блуждая по одной из давно забытых частей этого мира.

Когда-то самые величественные и несокрушимые стены и башни, сад и садовые павильоны, бывшие теперь всего лишь развалинами, почти стертые с лица земли временем и демонами, все так же гордо возвышались своими каменными останками моего далекого прошлого среди заросшей теперь уже дикой природы.

« – Папа, папочка, смотри, как я держу меч! – кричит когда-то маленькая четырехлетняя Лилит, старательно поднимая от пола метровый сплав из серебра и железа, коварно украденный у главного караульного, пока тот отчитывал одного из подчиненных…»

Пятисотметровые высотой своды потолка цитадели были практически разрушены и позволяли оранжево-лиловым закатным лучам альтеррского солнца печально падать на заросший мхом и сорняками пол.

« - Не плачь, доченька, ты должна быть сильной, ведь ты же архимаг, – вытирает мои слезы отец, залечивая мою первую рану, полученную после тренировки на сбитом колене в мои одиннадцать…»

Окаменевшие мертвые стебли листопадных древеснеющих лиан семейства бигнониевые, когда-то бывшие теплолюбивыми растения, которые из-за ярких цветков культивировались в нашем доме исключительно как декоративные, все еще напоминали о том, как прекрасен, полон жизни и любви был мой дом.

« - Я вырасту красивой прекрасивой принцессой, и прекрасный светлый воин с красивыми черными глазами полюбит меня, и мы будем счастливы! А он будет защищать нас всех, папочка – и меня, и тебя! – восторженно рассказывает, почти переходя на крик шестилетняя Лилит, радостно обнимая своего бледного и уставшего отца, только вернувшегося из храма после активации артефакта, разгоняющегося черный Сумрак, пришествия которого она всегда боялась…»

Слезы снова покатились по моим щекам. Одним взмахом я утерла соленую предательскую влагу и открыла сияющий серебристым свечением портал, ведущий в обитель единственного героя всех моих грез.

Портал открылся, расторгая пространство. Я сделала шаг. Портал закрылся, ненадолго освещая темную спальню. На полу померкшая девятилучная пентаграмма с рунами, вписанными нашей кровью. Почему-то до сих пор живые лепестки белых, красных, желтых и розовых роз, букеты сиреневых, белых, розово-лиловых и красных фрезий стоят на том же месте, что и прежде. Все те же смятые черные шелковые простыни. Все точно так, как было в ту мою самую дорогую памятную сердцу ночь. Даже снятый ворох черной кружевной ткани, украшенной несчетным количеством сверкающих камней с пышной юбкой и шлейфом, все еще лежал на полу. Там, где он снял его с меня.

«Значит, он даже не заходил сюда», – с горечью подумала я.

Уже было собралась вернуться к Прайму, но услышала женский голос, доносящийся с территории внутреннего двора. Слова были плохо слышны, поэтому я осторожно вышла на балкон, не опасаясь, что они смогут заметить меня, ведь как оказалось власть Прайма Алнаира и правда безгранична.

– Мой кесарь, я… – говорила она.

Астарта стояла перед Арханиэлиусом на коленях и что-то быстро и неразборчиво шептала, положив свои руки к нему на пояс. Кесарь, молча, стоял, не выражая никаких эмоций и, кажется, просто внимательно слушал ее. Девица поднялась, в порыве прижавшись к нему, целуя прямо в губы. Он крепко обхватил ее за плечи и что-то ответил ей негромко.

– Арх… – простонала и снова опустилась на колени.

А затем, мало того, что назвала его ТАК, она начала расстегивать его ремень!

Инферно в моей душе снова образовало смертельный смерч из огня, прожигающего своим пылом ревности. Все знают, что бывает потом, когда… Ну и так понятно все, в общем.

Кажется, меня сейчас стошнит. То ли от картины, то ли от переизбытка нервного напряжения – не уверена точно. Уверена лишь в позывах своего желудка.

Не желая более на это смотреть, я вернулась в комнату, бессознательно сжимая до боли в кулаке сорванный желтый цветок кампсиса, который даже не помню, как сорвала, стоя на балконе. Пытаясь остановить начинающийся поток проклятий, произвольно закручивающий в моем сознании и формирующийся наружу, я упала на подушки, на которых спала уже однажды, все еще хранившие смешавшийся запах имбиря, кардамона, мускуса и цитрусовых.

Сердце уже не колотилось как бешеное – пекло внутри сжигало все, прожигая зияющую дыру, в которой хотелось раствориться и прекратить существовать. Руки обессилено разжались, и цветок выпал с ладони. В последний раз, проведя по гладкой поверхности моих теплых воспоминаний, которые так отчаянно теперь хотела забыть, я поднялась с места. Мне было слишком больно даже чтобы плакать. Я задыхалась и не могла произнести ни слова. Наспех накидав строки на бумагу, найденную в пустой канцелярии, запечатала письмо, подписала его и отправила через портал прямо к адресату. Да, я обещала Прайму, что меня никто не увидит, и я ни с кем из них не заговорю, но не обещала, что не напишу послание… Так я и ушла, горько сожалея, что сердце продолжает биться даже тогда, когда разбито, чувствуя, как разлетевшиеся по закромам души осколки превращаются в кусочки льда.