– Почему?

Арсений соблаговолил взглянуть на гостью.

– Потому что ее я пригласил в отличие от тебя.

Он выдержал ее молчаливый яростный натиск, не отводя глаз. Нора грубо оттолкнула Арсения с дороги и вышла из номера. Дверь захлопнулась, замок щелкнул с отчетливой неприкрытой угрозой, словно взведенный пистолетный курок.

«Хотя мама всегда удивлялась силе его воображения, Арсен считал, что унаследовал свой дар от нее. Он рос под аккомпанемент ярких увлекательных рассказов об отце-полярнике, погибшем на Крайнем Севере много лет назад. Рассказы звучали убедительно, потому что их иллюстрировали фотографии, расставленные по всей квартире. На снимках фигурировал высокий широкоплечий мужчина с мягкой короткой бородкой, одетый в пушистую меховую куртку и свитер с высоким воротом. «Отец», – поясняла мама маленькому Арсену. Мужчина смотрел на сына с веселым недоумением, словно не верил своим глазам. Между бородой и усами, казавшимися хрустальными от инея, сверкали ровные крупные зубы; густые волосы, не покрытые шапкой, развевал порыв ледяного ветра.

Арсен любил мужчину на фотографиях. Наверное, поэтому долго не замечал, что снимки, расставленные на столе, тумбочке и развешанные по стенам, отличаются только размерами; это был один кадр, размноженный со страстной многократностью. А потом нашел фотографию отца в пожелтевшем старом журнале, который мама хранила на самом дне гардероба под стопкой аккуратно сложенных скатертей. Арсен уже умел читать, поэтому довольно легко выяснил, что зовут того не Петр Платонов, а Василий Загребнюк, и он вовсе не полярник на арктической станции, а строитель мостов. В 1961 году Василий Загребнюк был жив-здоров и вместе с китайскими друзьями строил мост через реку Амур. Это Арсен узнал совершенно точно, посмотрев дату в углу журнальной страницы.

Он ничего не сказал маме. Догадался, что его открытие радости не принесет. Он снова сунул журнал под стопку скатертей и постарался аккуратно ее разгладить. Змейка сомнения, которая робко копошилась в его душе под влиянием маленьких противоречий в чудесных рассказах, выбралась из треснувшего яйца. Арсен понял: мама его обманывает.

Открытие не вызвало враждебности. Он любил маму точно так же, как раньше, и верил ей ничуть не меньше. Просто Арсен, наконец, догадался, почему ее улыбка всегда кажется виноватой. И еще понял, почему соседки по дому разговаривают с мамой немного свысока, словно одолжение делают. Потому, что у нее нет мужа, а у них – есть. Правда, дядя Коля пьет, как лошадь, у дяди Лени плоховато с чувством юмора, а дядя Вася с утра до ночи бубнит, что евреи правят миром, но – вот они. А что может предъявить миру гражданка Платонова? Незаконного отпрыска? Только-то?

Повзрослев, Арсен нашел в старых маминых бумагах свое свидетельство о рождении с многозначительным прочерком в графе «отец». Его это уже не удивило: он знал, что Петр Платонов, отец Насти и мамин муж, умер задолго до его появления на свет. Арсен не страдал комплексом неполноценности, ему просто было интересно: что за человек сначала клялся маме в любви, а потом бросил на растерзание дворовой своре вместе с их общим ребенком? «Плодом греха», – как выразилась бы правильная тетя Вера. Впрочем, Арсен скорее бы умер, чем задал маме такой вопрос. Он по-прежнему внимательно слушал рассказы об отце-полярнике, потому что понимал: мама нуждается в них не меньше, а может, и больше, чем сын.

Перед приездом Насти фотографии незаметно исчезали со стен и тумбочек. Мать и сын, как молчаливые заговорщики, избегали разговоров об отце.

Арсен вдруг задал себе вопрос: догадывалась ли мать, что восьмилетний ребенок знает ее тайну? «Это возможно», – признался он печально. Но она все равно раскрывала перед сыном мир своей души, населенный чудесными несбыточными фантазиями, в сто раз прекраснее мира реальных предателей и лгунов.

«Вернись на землю», – требовала Нина.

«Вернись в реальность», – эхом вторила Настя.

Они не любили странный дар, доставшийся Арсению от матери. И он, под влиянием поджатых женских губ, множество раз предавал свое воображение, стыдился его и соглашался со словом «вранье». Что ж, Арсен получил по заслугам. Его таланта хватило только на одну настоящую книгу. Книгу, которой гордилась сестра, Нина хвастала перед подружками и которую обе никогда не называли «враньем». Хотя все в ней – от первого до последнего слова – не имело ничего общего с реальностью.

«Голова в облаках», – говорила мама Арсению. Она произносила это без тени осуждения, с веселым пониманием, словно знала, как это здорово – бродить по небу. Громадное розовое облако потрясло Арсена, когда он увидел его в иллюминаторе самолета. Это был его первый полет, но из множества ярких моментов Арсену запомнилось только облако, подсвеченное лучами садящегося солнца. Оно было похоже на пустынный розовый замок, тихо плывущий по небу.

– Нравится? – спросила мама.

Арсен кивнул, не в силах выразить словами свои чувства. Если бы ему разрешили прыгнуть с самолета на облако, он бы сделал это не раздумывая. Жизнь в фантастическом розовом дворце выглядела такой сказочно прекрасной по сравнению со скучным серым миром!

«Реальность, вернись в реальность, смотри на вещи реально, рассуждай реально»…

– Зачем? – не понимал он.

– Потому что так правильно, – отвечали ему. Нина с Настей не очень понимали, что же тут правильного, просто верили в раз и навсегда застывшие истины. Они никогда не страдали болезнью под названием «богатое воображение».

Кило стрихнина в зубы этой реальности и той лошади, на которой она приехала! Арсен не желал иметь ничего общего с реальностью, убившей его мать! Сказочные сладкоголосые птицы не заживаются в реальном мире.

В тот страшный день мама вернулась с работы не к обеду, как обычно, а значительно позже – часа в четыре. Арсен услышал, как звякнули ключи в прихожей, и выскочил из комнаты навстречу маме. Его улыбка тут же погасла. Мама сидела на корточках в углу, обхватив колени руками и уткнувшись в них подбородком. Ее серо-голубые глаза застыли, разглядывая что-то внутри себя. Что-то очень большое и страшное.

– Мама, – позвал Арсен.

Она не откликнулась. Сидела, оцепенев, и смотрела на невидимого злого зверя внутри. Арсен видел его так же четко, как она.

Он присел рядом с мамой и потряс ее колено.

– Мам, я уроки сделал.

– Молодец, – отозвалась она пустым голосом.

Арсен встал и огляделся, не зная, что предпринять. Обычная история: дети чувствуют беду не хуже взрослых, только не умеют с ней бороться.

– Хочешь есть? – спросил он беспомощно. Мама покачала головой. – А что ты хочешь?

– Ничего, – ответила мама. Она разжала руки, обнимавшие колени, и медленно выпрямилась. Не глядя, положила ладонь на голову Арсена и постояла так минуту, словно надеялась, что боль пройдет. Но боль не прошла, потому что мама тихо застонала и убрала руку с его волос.