«Вот если Бридин сейчас сомкнёт зубы!..»

И ещё:

«Как бы она эту жемчужину не проглотила совсем».

Но обошлось.

Бридин, кажется, сама не поняла, что случилось, просто начала заваливаться на бок. Киллиан осторожно подхватил её, уложил на дно, на пышные чёрные водоросли, и, немного смущаясь, поправил жемчужинку во рту, переместив её точно под язык.

«А то ещё проснётся не вовремя».

Дальше было ещё легче. Ключ от сундука Бридин носила на шее, на цепочке – как и рассказывала Уэни. С замком Киллиан разобрался быстро, а вот с тяжёлой крышкой пришлось повозиться – он не сразу догадался, что она не откидывается, а сдвигается в сторону. И чего только не было внутри! И роскошные парчовые платья, изрядно попорченные солёной водой; и монеты россыпью – сплошь золотые или медные, ни одной серебряной; и причудливые запечатанные бутыли – в некоторых проглядывались очертания свитков, другие были полны густого вина; и черепа – человеческие и звериные, истончённые временем до пергаментной хрупкости; и драгоценности – тиары и диадемы, ожерелья и цепочки, бесчисленные кольца, серьги и кулоны, браслеты и броши… Искомое обнаружилось лишь на самом дне, в рыхлом слое крупного морского жемчуга – небольшой золотой нож, завёрнутый в мягкую бархатистую ткань, которая оставалась сухой даже на дне морском.

– Вот полдела и сделано, – пробормотал Киллиан, разглядывая находку. Самый простой нож, без украшений – без чеканки, без инкрустации, с крестообразной гардой, лезвие острое только с одной стороны. Одно было необычным – вес: руку оттягивало книзу так, словно приходилось нести ведро с водой. – Осталось только ларец найти.

Уэни уверяла, что главное сокровище Бридин находится «в сияющем гроте с большим сундуком посередине», в небольшой выемке в одной из стен. Киллиан, привязав накрепко нож к поясу бечёвкой, принялся обследовать грот. И сразу же обнаружилось, что плавать стало гораздо сложнее. Неимоверная тяжесть ножа утягивала на дно, а руки и ноги уставали гораздо быстрее. Поразмыслив, Киллиан скинул второй сапог и снял пиджак:

«Жаль, конечно, вещи хорошие, но уж своя жизнь дороже».

О том, что ему ещё придётся возвращаться наверх, на берег, Киллиан старался не думать. 

Проплывая в третий уже раз под самым сводом, Киллиан заметил на стене тёмное пятно и без особенных надежд на успех подгрёб ближе к нему. Пятно оказалось клочком серого шёлка. А за ним обнаружился небольшой проём – в ладонь высотой, в две ладони шириной. Немного опасаясь, Киллиан сунул руку в дыру … Тянуться пришлось далеко, но в конце концов он нащупал в глубине что-то вроде ящичка и потянул на себя.

Ларец тоже оказался золотым и очень простым – ни инкрустации, ни чеканки.

Покосившись на спящую Бридин, Киллиан подплыл к сундуку и поставил драгоценный ларец на крышку. На гладкой золотой поверхности не было ни намёка на замочную скважину. С одной стороны, это смущало; а с другой – Уэни про ключ к ларцу ничего и не говорила… А потом вдруг вспомнилось, как любил посмеиваться Айвор: «Любишь ты усложнять, Флаэрти. А от этого, между прочим, всё удовольствие пропадает. Вот дорастёшь до моих лет – поймёшь».

«До моих лет» фактически означало «никогда», но Айвора это, разумеется, не смущало.

– А, была – не была! – хмыкнул Киллиан – и поддел ногтями крышку ларца. – Вы свободны теперь. Пускай вас на небесах принимают, вы своё отстрадали…

Отрылась крышка легко, без натуги, словно на пружине – и тут же вода над ларцом взбурлила. Киллиана отшвырнуло к противоположной стене, точно пушинку, и только вода немного смягчила удар о камни. А ларец буквально разорвало на части – только и осели на дно, теряясь в чёрных водорослях, золотые обломки.

Бридин во сне дёрнула ногой и перевернулась на бок – но не проснулась.

Больше Киллиану делать в тайном гроте было нечего.

«Вот только бы не остаться здесь навсегда».

Проверив в последний раз, достаточно ли прочно закреплён нож, Киллиан поплыл к выходу из пещеры. Ушло на это, по мысленным прикидкам, не больше четверти часа. Руки и ноги уже не так уставали – то ли привычка образовалась, то ли сказалось облегчение от исполненных обязательств…

Но, лишь оказавшись в открытом море, Киллиан понял, в каком трудном положении он очутился.

Вокруг царила темнота. Не видать было ни дна, ни поверхности – ночь выдалась хмурая, безлунная. Ни чувствительности к течениям, ни умения определять направления под водой волшебная шапка не дала – только возможность дышать на глубине и плавать чуть полегче. Единственным ориентиром служили сияющие камни у входа в жилище Бридин, но через некоторое время Киллиан уже не мог понять, в какую сторону он отдаляется от них – плывёт ли вверх, параллельно поверхности ли?

Да и неимоверная тяжесть никуда не делась.

Довольно скоро он потерял счёт времени. Попытался даже нашарить под рубашкой свой талисман, тисовую веточку, но как только перестал грести – его потянуло вниз. Стало жутко, неимоверно жутко; Киллиан забарахтался, что есть сил, чтобы приплыть хоть куда-то, чтобы не лечь на дно мёртвым камнем. Сначала это, кажется, помогло; но у человеческих сил есть свои пределы. Руки и ноги стали наливаться свинцом, грудь словно стянул тугой обруч. Взмахи становились всё реже; он уже не столько пытался выплыть, сколько хотя бы удержаться на том же уровне. Сияющие камни давно скрылись из виду, и вокруг царила абсолютная темнота, в которой лишь изредка вспыхивали парные огоньки – красноватые, зеленоватые, грязно-жёлтые…

В конце концов усталость сделалась невыносимой. Киллиан запоздало подумал, что надо бы выбросить нож – пусть себе лежит на дне морском, обойдется Уэни и без него. Но пальцы слушались плохо, а намокшая бечёвка затянулась в такие крепкие узлы, которые только разрезать можно – но никак не развязать. Лезвие пропороло кожу на ладони, но даже боль чувствовалась глухо, как чужая. Невидимый обруч на груди стискивался туже и туже.

Киллиан попробовал взмахнуть руками – но не смог и пошевелиться.

«Вот и всё, – подумал он со странным облегчением. Это было так болезненно-знакомо – тяжесть, увлекающая на дно, ласка прохладной воды, странная пустота под рёбрами… – Вот и всё. Закончилось. Наконец-то. Как правильно. Как должно быть уже давно…»

Он смежил веки.

Сердце остро и отчаянно дёрнулось, словно пыталось вырваться из груди и вернуться обратно, на берег, туда, где ему и было место – беспечному, живому, в отличие от него, Киллиана.

– Вот ведь глупое, – шепнул он ему сонно. – Иди, куда хочешь…

Но сердце почему-то никуда не уходило – оно продолжало болеть и биться, не давая Киллиану заснуть насовсем.

А потом вдруг случилось что-то странное.

Сперва появилось несколько маленьких пузырьков. Они защекотали спину и бока, точно хотели растормошить несостоявшегося утопленника. Постепенно их становилось всё больше и больше, и вот он уже оказался в самом центре невидимого роя. Пузырьки сбивались стайками, теснились, жались друг к другу, пока не начали сливаться. И Киллиан моргнуть не успел, как очутился в одном огромном пузыре.