Убийство вещь, мягко говоря, неприятная. Но горячие головы вновь начали вопить о войне. Хуже то, что Торн был склонен к ним прислушиваться.

На одном из собраний он заявил:

— Король Валькары в очередной раз проявил акт агрессии в нашу сторону. Мало того, что прошлой осенью он двинул на нас свой флот с целью захватить наши земли, он позволяет своим подданным убивать моих послов! Сеньоры? — обвёл он взглядом собравшихся представителей высшего цвета нации. — Полагаю, этого довольно для начала, — он выдержал небольшую паузу и потом повысил голос, — войны!

Предложение было встречено гулом. Противоречивым. Кто-то поддерживал, кто-то сомневался.

Гаитэ склонила голову, чтобы никто не прочитал на её лице раздражение и недовольство словами мужа. Королева не должна открыто восставать против короля. Вот в спальне, наедине — другое дело. Но в тронном зале только показная покорность — это она успела выучить.

— Ваше Величество, несомненно, правы, — раздался голос. — Причин для войны довольно. Ещё год назад, когда Валькара осмелилась бросить нам вызов у Тиоса, следовало как следует поджечь им пятки.

— Рад, что вы согласны со мной, лорд Санчиос. Что скажет Нарфилд?

— Я согласен с высказыванием вашего величества, — склонил голову старый лизоблюд и интриган. — Пора поставить саркассорцев на место.

Все зааплодировали.

— На сей раз мы не станем дожидаться удара. Ударим первыми. Со всей мощью!

Гаитэ переглянулась с первым-министром, служившим ещё Алонсону. Опытный мудрый политик разделял её точку зрения в спорном вопросе о войнах. Дурной мир лучше доброй ссоры.

— Вы что скажите, Берримор? — обратился к премьер-министру Торн.

Лорд Берримор опустил глаза.

Перед ним стояла сложная задача — высказать своё мнение, отличающееся от мнения большинства так, чтобы не разгневать его императорское величество.

К удивленью Гаитэ ответ был прямо противоположен ожидаемому:

— Я согласен с вашим величеством. Поводов для войны хоть отбавляй.

— Хорошо, — нахмурился Торн, поднимаясь с трона. — Решено. Я отдам приказ первому маршалу Саркассора, моему дорогому брату, готовиться к выступлению против Валькары.

Заявление потонуло в громе рукоплесканий.

— В теперь? — Торн лучезарно улыбнулся. — Я могу вернуться в бальный зал и потанцевать.

Рукоплескания участились.

Гаитэ с негодованием посмотрела на премьер-министра:

— Вы действительно думаете, что нам нужно идти на очередную войну?

— Я считаю, нужно делать то, что хочет император.

Почему Гаитэ никак не удавалось осилить эту простую науку?

Может быть потому, что она подозревала, что Торн не до конца отдаёт отчёт в том, где его истинные интересы?

Что ж? Тогда её задача помочь ему это понять.

Убийство посла печальное событие. Гаитэ даже наедине с собой не бралась оспаривать этот факт. Будучи по натуре миролюбивой и склонной прощать и миловать, она не одобряла насилия в любом его проявлении, особенно когда доходило до крайностей.

Конечно, объяснить и оправдать убийство не получится. С другой стороны, король Валькары и уж тем более население этой страны к убийству не причастны, а последние пострадают в первую очередь.

— Торн? — уловив момент, когда супруг после сладких разнеживающих ласк был в самом миролюбивом настроении, Гаитэ осмелилась завести этот разговор, к любви и отношениям имеющий самое последнее отношение.

Она знала, что Торн не любит политики в спальне. И за столом. И на прогулках. Он вообще предпочитал, чтобы говорили его министры, а не королева, потому что последних он затыкал без всяких колебаний, а с Гаитэ пока считался.

— Твоё заявление сегодня утром — неужели ты и правду хочешь ввязаться в очередное противостояние с Валькарой? Мы ещё до конца не оправились после прежних стычек. Я понимаю, что убийство посла не дружественный жест, но ведь король Руал не отдавал подобных распоряжений. Это было частное дело. Потребуй наказать виновных и решим это дело миром?

По лицу Торна разлилось выражение недовольства. Он подтянулся на локтях, глядя на Гаитэ снизу-вверх, не в знак презрения, а потому, что лежал выше на горе из пуховых подушек.

— Любимая, ты же понимаешь, что на самом деле это не важно? Мне нужен повод.

— Повод — для чего?

Она понимала, Торн молод и ему не терпится прославиться на поле брани. Понимала, что его сложно будет унять. Что-то такое о мужской гордости и не умении отступать говорил некогда и Сезар? Но унять сей пыл непременно нужно, иначе плохо будет всем.

— Повод для войны, любовь моя.

— При всём уважении, ты ведь это не серьёзно?

Гаитэ уклонилась от его объятий, садясь и обнимая колени руками:

— Наша страна сейчас просто не в состоянии ввязываться в очередную авантюру. Мы не можем на сто процентов быть уверены в безусловной победе. А значит, дорогой мой муж, нужно сделать всё возможное, чтобы избежать войны. Не будет от неё никакой пользы. Давай лучше останемся выше мелкой человеческой мстительности? Уверена, можно пойти другим путём.

— Ты говоришь так, будто у тебя есть план? Способ избежать войны, не потеряв при этом лица?

— Не знаю, можно ли назвать это планом, но, подумай сам? Последние годы мы только и делали, что воевали с Валькарой. Успех был то на нашей стороне, то, как мячик в игре, перелетал к ним. Но в итоге, кто выиграл? Войны разорительны, а мир помогает вести торговлю. Когда люди торгуют, они богатеют. Всегда лучше богатеть, чем умирать.

— К чему ты клонишь, изрекая прописные истины?

— Все ждут новой войны. Лорды собираются под шумок запустить руку в королевскую казну, а в сундуках мышиного помёта больше, чем золота. Не подыгрывай им, Торн. Вместо войны, предложи пакт о Мире. Давай скажем новое слово в науке дипломатии? Нужно составить документы таким образом, чтобы все стороны остались довольны. И народ возрадуется. Рать перестанет вытаптывать их поля, а разложившиеся трупы перестанут отравлять проточные воды. Пусть воцарится мир.

— Иногда мне кажется, напрасно женщинам не дают право голоса в Совете, — рассмеялся Торн. — Уверен, ты сумела бы многих склонить на свою сторону.

— Мне нет нужды говорить в Совете. Мне неважно, слышат ли меня ваши лорды, муж мой. Главное, чтобы ты слышал. Кем ты хочешь остаться в истории? Диктатором? Или гуманистом?

— Не знаю. Я хочу, чтобы меня почитали, со мной считались и мой народ жил в покое и довольстве. А любая Империя существует лишь тогда, когда идут сражения.

— Всё когда-нибудь случается впервые. Так наберись смелости и открой новую главу — встаньте во главе государства, наживающимся не на крови, а на хлебе.