Погода ухудшалась. Становилось все более заметно, что скоро грянет зима, и хотя Рост был почему-то уверен, что она не окажется слишком суровой, все равно, по давней русской привычке, это вызывало напряжение. Зима – время, когда гибнут слабые, когда приходит голод, когда трудно с топливом, хотя бы потому, что его требуется гораздо больше.

За сутки караван проходил чуть больше двадцати километров, как Рост ни погонял всех, кто попадался под руку. Иногда лишь по карте удавалось дойти до точки, отстоящей от предыдущего места ночлега на двадцать пять километров, но Рост и сам видел неточность этих карт, так что подобным «рекордам» не слишком верил.

Лишь надеялся, что суточные переходы не станут уменьшаться, это было бы скверным признаком. Рост вспоминал, как они с Квадратным отшагивали, бывало, до пятидесяти километров пешком, а то и в доспехах и даже не особенно при этом гордились, подразумевая способность волосатиков проходить до сотни километров за длинный световой день Полдневья. А тут… Но с этим ничего поделать не удавалось.

Должно быть, с досады Рост принялся часто летать с Ладой в Лагерь пурпурных, потому что туда неожиданно доставили, по его просьбе, шесть баков для выращивания молдвуна. Он решился на эту меру, предположив, что это станет известно в караване и поднимет дисциплину.

Действительно, кто-то из пурпурных даже попробовал было поблагодарить его, что он не оставляет вниманием нужды Лагеря, но Ростик только отмахнулся.

В этом решении было что-то, чего он и сам пока не понимал, нечто сходное с однажды проявившейся у него способностью формировать будущее. Эти чаны для грибковой культуры показались ему важными для каких-то отдаленных, пока неясных, может быть, вообще невыразимых целей.

Он попробовал обсудить это с Ладой, но она даже не поняла, о чем Рост говорит. А когда он выговорился, вполне подчиненно заметила:

– Командир, ведь считается доказанным, что ты просто так ничего не делаешь.

– И что? – не понял Рост.

– А то. Если ты на это решился, – она многозначительно помолчала, – значит, так будет лучше.

На том пока и пришлось успокоиться. Хотя разные, порой тревожные идеи Ростика не покидали. Пришлось и от них отмахнуться, как от незаслуженных благодарностей пурпурных. Слишком мало в этих раздумьях было смысла, хотя какой-то смысл определенно имелся.

Неожиданно на гравилете с очередной порцией продовольствия пришло послание Председателя, в котором сообщалось, что лагерь стал после восстания и ухода команды Ростика гораздо спокойнее, то есть их план в целом сработал. Но тут же Дондик высказался, что после переписи, которую они провели сразу после ухода обоза, оставшихся все равно насчиталось более десяти тысяч, слишком много, и, следовательно, задача Роста оставалась недовыполненной. Он так и написал – «недовыполненной».

Рост подумывал даже слетать в Боловск, чтобы объясниться по этому поводу. Но потом раздумал, в конце концов, он и так делал, что удавалось. А кто может, пусть сделает лучше. Только он почему-то был уверен, что такого человека вряд ли удалось бы сыскать.

Ростик стоял у той границы, от которой начиналось непонятное поле, где практически ничего не росло. И ведь краснозем был не хуже, чем на самых благодатных полях под Боловском, и воды хватало, даже с избытком, и камни под ногами, которые доставляли столько несчастий пурпурным, казались мельче, идти по ним было легко, а вот ведь – не росло, и все тут.

Был ковыль или что-то, очень похожее на земной ковыль, иногда, словно маяки, виднелись напоминавшие репейник высокие травяные стебли, ныне сухие, как из проволоки. Даже что-то смахивающее на кактусы, словно в мексиканской пустыне, поблескивало глянцевой зеленью там и сям. А больше – ничего.

Рост еще раз посмотрел на непонятную границу и отвернулся к обозу. Отряды заграждения выстроились слева и справа. Четыре колонны уже подошли к границе, где он высадился из антиграва, чтобы рассмотреть эту землю, и тоже остановились. Пятая колонна, та самая, к которой с повышенным вниманием относилась Василиса и которую Рост про себя называл кланом джумров, подтягивалась, но тоже замедляла ход. Эти были самыми слабосильными, часто отставали. И болели там чаще, чем в четырех других колоннах, и вели джумры себя так, чтобы определенно не смешиваться с сородичами… Но и тут все было на первый взгляд в порядке.

А он… Он боялся повернуться лицом к границе этой непонятной земли, вероятно, потому, что не понимал ее. Ну ничегошеньки в ней особенного не было, только трава другая, только голая земля и серое Полдневное небо над ней… И все-таки что-то было, непривычное, не такое, как везде.

Лада топталась рядом, совершенно неожиданно к ним подошла и Василиса. Она была серьезна, только пыталась это скрыть. Рост неожиданно рассердился, она опять, вероятно, подумала, что у него что-то разболелось, например, старые раны. Или просто почувствовала его страх и забеспокоилась. Нет, с такими девицами очень трудно живется, они слишком чуткие, чтобы ими командовать или вообще – держать на расстоянии.

– Давай, говори, – попросила Лада.

А Ростик и не знал, что сказать. Собрался с силами и все-таки повернулся к этой земле, которая расстилалась перед ними. Василиса дотопала, встала рядом, слишком близко, решил Рост, но отодвигаться не стал.

– Не думаю, что понимаю, что сейчас скажу… – Он не просто боялся, он еще и паниковал, кажется. Только тихо, так, что никто этого, похоже, не замечал, ну, может, кроме Василисы.

– Главное, не стесняйся, – подбодрила его Лада. И даже усмехнулась пыльными губами.

Василиса кивнула. Она за последние три-четыре недели очень ловко стала понимать по-русски и говорила почти без акцента, лишь в ударениях ошибалась, талантливая девчонка, даже слишком.

– На нас кто-то смотрит… Плохо смотрит, оценивает, и даже не как солдат, а как… Да, оценивает как пищу. Словно мы – жареные цыплята на сковороде или вообще – шашлык ходячий. И остается только выбрать, кто будет вкуснее и сытнее. – Ростик подумал немного. – Бред.

– А если?.. – Но даже Лада после его последнего замечания договаривать не решилась.

– Что делать? – вдруг по-русски спросила Василиса. И моргнула своими зелеными глазищами, она вообще начинала мигать очень редко, когда нервничала.

– Значит, так. Боевое построение, очень жесткое, оружие – к бою, постоянно. – Рост помялся, никогда с ним такого не было. А если и было, то он отвык от этого состояния. Посмотрел на Василису, потрогал ее за руку, внутренне попросил, чтобы она не слишком трепалась среди своих. – Якобы, – он подчеркнул это голосом, – против дваров. Нет… Лучше пусть приготовят все клинки, ножи даже… То есть пусть приготовят холодное оружие, оно будет тут, кажется, полезнее. – И признался: – Не понимаю, почему… И какие против дваров клинки?

– Они нас уже досюда пропустили, – с сомнением проговорила Лада.

– Я же пояснил – якобы.