Некоторые театры считались особенно стильными. Парижская опера (Paris Opéra) была «одним из храмов моды»; Жюль Жанен, описывая ее, ссылался на весьма распространенное представление: «Даже сейчас я слышу, как искуситель Эжен Лами зовет меня в это великолепное место. „Пойдемте, – говорит он, – пойдемте, [фойе] сияет светом; дамы красивы и хорошо одеты“»[266]. Первоначально опера находилась на Рю Лепеллетье, недалеко от Итальянского бульвара, в самом сердце модного района. В путеводителе 1867 года она описывалась как «самый красивый театр Парижа»; отмечалось, однако, что вскоре ее заменит еще более «величественный и превосходный памятник, который возводится на бульваре Капуцинов»[267]. Это великолепное или претенциозное – смотря на чей вкус – здание было спроектировано архитектором Шарлем Гарнье и в конечном итоге обошлось в 65 миллионов франков. Сцена была неудачная, но зал отлично просматривался. Огромное фойе и роскошная лестница служили идеальным подиумом для модного показа. В XX–XXI веках лестница Оперá Гарнье действительно станет популярным местом модных фотосессий, фильмов и дефиле.

Поскольку театр все еще считался в некотором смысле греховным времяпрепровождением, многие молодые женщины не посещали его до замужества, чтобы их «невинность» не пострадала. Если же девушки и молодые женщины, не состоящие в браке, все-таки решались на такую авантюру, их костюмы отличались от нарядов замужних дам. Маргерит писала: «Смотрите, видите эту ложу? Там две дамы. Обе молодые, обе изящные, обе красивые, обе в изысканных туалетах; но как они различны!» На одной платье, сшитое «по последней моде, открытое… пышная грудь хорошо заметна»; аксессуарами даме служат «красивые браслеты инкрустированный драгоценными камнями театральный бинокль… все это обнаруживает женщину в первые годы ее семейной жизни. Теперь посмотрите на ее сестру. Платье из неяркого шелка, закрытое до горла… никаких браслетов… никакой ниспадающей с плеч накидки». Она носит белый, розовый или синий цвета – «единственные три цвета, подходящие для девушки, – белый, цвет невинности; розовый, цвет юности, который никогда не наденет ни одна женщина старше тридцати; и синий, цвет покровительницы молодых девушек, Девы Марии… Ее глаза скромно опущены или неизменно устремлены на сцену»[268]. В отличие от мужчин, стиль одежды которых зависел от возраста, образования и опыта, женский гардероб определялся семейным положением. Девушкам полагалось выглядеть «скромно ненавязчивыми» и невинными. Их матерям предписывалось казаться «оживленными и элегантными версиями самих себя, но пятью годами старше»[269]. Поскольку дочери редко сами подыскивали себе мужа, они не обращались к моде как к возможности подчеркнуть свою сексуальную привлекательность. Стиль, сексуальность и обаяние должны были проявляться после брака под влиянием мужа. До тех пор лучшей рекламой дочери, а также хранительницей ее девственности, была мать.

Хотя проституция существовала всегда, «полусвет» стал заметной и характерной составляющей парижской жизни только во времена Второй империи. Во второй половине XIX века знаменитые grandes horizontales, куртизанки, были скандально известны не только достижениями в искусстве любви, но и великолепием своего гардероба. В книге «Женщина в Париже» (1894) Октав Узанн так описывает туалет дамы полусвета: «Ее наряды всегда должны соответствовать послезавтрашней, а не вчерашней моде». Как только у нее появлялся любовник, костюм становился еще более важен, поскольку «светские люди, которые вступают в связь… с horizontales… приобретают женщину так же, как они приобретают яхту, жеребца или охотничье поместье, и они требуют от нее всего, что может продемонстрировать размеры своего состояния и свой шик в тех кругах, где человек рассматривается и оценивается той мерой, в соответствии с которой он живет. Таким образом, они более восприимчивы к туалетам своей прекрасной подруги, чем к ее красоте или молодости… Они ожидают от нее не любви, не чувственного удовольствия, но приобщения к прославленному миру viveurs»[270].

Для дамы полусвета статусная составляющая костюма была важнее, чем для благопристойной замужней женщины. Обозревательница Le Code de la mode горько сетовала: «Восхитительные прогулки по Булонскому лесу… ипподром… театр… главную достопримечательность [каждого из этих мест] составляет великолепие туалетов – соединение двух миров, честных женщин и куртизанок». Обращаясь непосредственно к читателям-мужчинам, она спрашивает: «Скажите правду, что вас так привлекает в тех, кого вы предпочитаете своим женам? Красота? Душа? Талант? Бедные, бедные люди! Всем этим ваши жены… превосходят ваших любовниц». Нет! – заключает она. – «Вас соблазняют… именно эти роскошные платья» (те самые, которые вы запрещаете покупать своим женам из экономии). Их драгоценности, их макияж, их «странный, но подлинный блеск… чарует ваш взгляд и ваше воображение»[271].

Элис Айвими написала «Дамский путеводитель по Парижу» (1909), где советовала, в частности, куда американка или англичанка может без опасения отправиться одна, чтобы развлечься. «Выбирая вечер для посещения театра, – писала она, – помните, что воскресенье и понедельник предназначены для простых людей, и вы не увидите элегантных туалетов». С другой стороны, если вы выбрали правильный вечер для посещения небольшого театра, например театра Капуцинов, вы сможете увидеть «легкую пьесу» и «очень модную публику». Чтобы пойти туда, «нужен более или менее элегантный туалет; английский костюм не допускается. С другой стороны, платье-декольте было бы нежелательным». А если вы настолько отважны, что готовы посетить мюзик-холл, например «Олимпию», «Мулен Руж» или «Фоли-Бержер», «для этого развлечения [о]чень важно подобрать сдержанный, но хороший туалет». Перечисленные места были «пристанищем и охотничьими угодьями дам полусвета». Во время антракта, когда зрители прогуливались по фойе, куртизанки появлялись там «в великолепных нарядах, сшитых по последней моде». Поэтому приличной даме лучше не выглядеть слишком модной! Не говоря уже о том, что «в сопровождении друга дама, без сомнения, получит от спектакля больше удовольствия»[272].

Как писал Октав Узанн, «во Франции спорт означает скáчки». Он ссылался на другого французского писателя, по мнению которого «спорт подразумевает три вещи, вместе или по-отдельности: свежий воздух, ставки и возможность применить один или несколько физических навыков»[273]. Во Франции спорт также подразумевал моду – не только потому, что некоторые виды спорта пользовались бóльшей популярностью, но и потому, что престижные виды спорта требовали специфической одежды. Костюм для верховой езды служил маркером статуса его владельца, предстающего в образе современного шевалье. Даже зрелищные виды спорта принимали вид модного показа. В 1864 году журналист издания La Vie Parisienne замечал: «В Лоншане многие наблюдатели охотно перестают следить за кепи и жакетом жокея, чтобы рассматривать одни лишь платья и шляпы знаменитых парижских дам»[274]. Почему, однако, конный спорт был таким модным? И почему одежда была столь важной составляющей парижской спортивной жизни?