Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отнесла закваску от «Короля Артура» на Аламеду, перелила ее в контейнер побольше и стала кормить по тому же графику, что и закваску с Клемент-стрит. Она жадно ела, пузырилась и быстро росла. Закваска с Клемент-стрит слегка пахла бананом, а закваска «Короля Артура» сильно пахла мукой, возможно, с ноткой уксуса. Я подумала, что, наверное, именно так обычно пахнет закваска. Ее поверхность была влажной и булькала, ничем не напоминая серебристую гладкость закваски с Клемент-стрит, признак ее таинственной жизни.
Я попыталась взглянуть на нее глазами Агриппы, представила ее себе в виде зарождающейся и развивающейся цивилизации. Была ли она банальной, может, немного скучноватой? Возможно, но ведь такой была и моя собственная цивилизация. Я представила себя клеткой внутри этого контейнера, одной из триллионов клеток. Возможно, я была счастлива. Возможно, я возлагала большие надежды на будущее.
А потом я отнесла Короля Артура на свое рабочее место на Мэрроу-Фэйр: настал час апокалипсиса.
Я зачерпнула немного закваски с Клемент-стрит, ощущая ее подавленность, и залила ее в новый контейнер — это была арена великой битвы. Затем я добавила Короля Артура и встряхнула контейнер, чтобы они перемешались. Смесь стала равномерно серой. На секунду я усомнилась в своих расчетах: а что если Король Артур с его протестантской этикой окажется сильнее?
Я шепотом подбадривала свою команду: «Ты — Александр Македонский. Ты — поднимающийся Китай. Все — с дороги!»
Закваски медленно пульсировали. В контейнере образовался газ, запахло странно и по-новому: не только мукой и бананами, но и чем-то цитрусовым, бергамотом, порохом. Это были сигнальные ракеты, запущенные над полем боя? Или следы войны, остатки сокрушенных армий? Может, это запах трупов?
Битва заняла час. Через час запах муки исчез, закваска с Клемент-стрит победно пенилась. Я давно не видела ее настолько полной жизни — такой она была на заре всего, еще до Мэрроу-Фэйр.
Я перелила буйную культуру в контейнер с мукой, водой и солью и сама замешала тесто. Оно вздымалось, брыкалось и вообще вело себя странно. Я сделала буханку, оно совсем не липло к пальцам. Блестящая, плотная — такова была закваска в военные времена.
Готовый хлеб вылез из пасти Фаустофена — идеально круглый и бодрый. На лице у него появилось новое выражение — бесстрастное и отрешенное, как взгляд пустых глазниц античной статуи. Лицо это выражало мрачную решимость. Я постучала по низу буханки — звук был четкий и звонкий.
От: Бео
Лоис! От тебя давно не было вестей. Как твой робот? Как закваска?
Закваска с Клемент-стрит изменилась, возможно, необратимо. Раньше я кормила ее обычной мукой, но теперь ей было нужно только живое топливо, и только в больших количествах.
Каждое утро она заново побеждала. Закваска торжествовала, а я была снова в деле — в смысле производства. У меня снова было нужное количество закваски, а значит, я могла замешивать нужное количество теста, а значит, я каждый день могла печь достаточно хлеба для шефа Кейт, а если повезет, то и удовлетворять запросы Мэрроу-Фэйр (а там большой спрос был неминуем).
Но утро проходило, и мне становилось не по себе. Мучной запах Короля Артура был такой невинный. Отделяя от него небольшую империю и бросая ее на арену к закваске с Клемент-стрит, я ощущала приступ… чего-то. Даже не просто приступ. Это было словно триллионы голосов вдруг заходились в крике ужаса.
Логика Агриппы привела меня к этой стратегии, благодаря его логике выжила закваска с Клемент-стрит. Но теперь, исходя из его же логики, я видела происходящее вот так: для меня речь шла не о простых кулинарных операциях, а о битве цивилизаций.
Казалось глупым придавать столько значения чему-то мелкому, но… разве оно было мелкое? Ведь наверняка существует такой масштаб (например, по сравнению со звездами или далеким космическим сверхразумом), в котором все люди, все мы с нашими городами, мостами и подземными фермерскими рынками покажемся просто лактобактериями или дрожжами?
Для них космическим сверхразумом была я, и как я воспользовалась своим безжалостным и почти неограниченным могуществом? Развязала тотальную войну. Полное уничтожение.
Я колебалась: такой взгляд на проблему казался мне то совершенно нелепым, то абсолютно серьезным.
Хлеб был лучше, чем когда-либо! Лица на корочке выглядели спокойными и довольными. Готовые буханки источали чувство собственного превосходства. Лили Беласко заметила разницу.
— Они как будто пахнут… торфом. Как тебе это удается?
«Ну, я просто каждое утро приношу в жертву воину с Клемент-стрит многолюдную цивилизацию», — подумала я.
— Кто ее разберет, ха-ха. Закваска — штука сложная, — сказала я.
Агриппа разрешил мою проблему, но создал новую.
Я, конечно, знала, что закваска с Клемент-стрит не совсем обычная, но до этого момента я правда не осознавала всей ее странности. Вот Король Артур был самый что ни на есть обычный — довольный и вялый, как большой коричневый пес. Он не строил планов, не плел интриг, не требовал особого ухода. Он просто хотел расти.
Я позволила ей.
Каждое утро закваска с Клемент-стрит требовала больше жертв. Дошло до абсурда: мне приходилось готовить Короля Артура в мусорных ведрах. Теперь вместо того, чтобы добавлять Короля Артура в Закваску с Клемент-стрит, я делала наоборот: мазгской культуры требовалось совсем чуть-чуть. Я опрокидывала чашку и запускала в бой крохотную порцию смертоносной закваски, мощной и беспощадной. Всего за пятнадцать минут уничтожения/пожирания/размножения она одерживала решительную победу, и из ведра просачивался запах банана и пороха. Счастливый мучной народ был повержен и уничтожен.
Проделывая все это, я читала «Кандида», книгу, которую Шарлотта Клингстоун выбрала для меня из библиотеки Горация, давшую имя ее кафе.
Это внезапно оказалась чумовая экшн-комедия.
Незадачливый главный герой по имени Кандид вместе с товарищами отправляется в путешествие из Европы в Новый Свет и обратно. По пути герои терпят кораблекрушение, попадают в рабство, их секут и несколько раз чуть-чуть не убивают, также в книге фигурируют землетрясения и цунами, а еще герои лишаются некоторых частей тела.
Один из его спутников, Панглосс (я раньше слышала выражения «панглоссианизм» или «панглоссианский пессимизм», но не задумывалась об их этимологии) все утверждает, что все несчастья оборачиваются им на пользу, так как приводят их в ситуации, которые кажутся неплохими (но только на первый взгляд, а потом выясняется, что герои снова по уши в дерьме).
История заканчивается на небольшой ферме неподалеку от Стамбула: Кандид вонзает в землю тяпку и объявляет, что отныне удаляется от приключений (и страданий) и намерен просто возделывать свой сад.
Из того, как автор об этом рассказывал (книга была написана в 1759 году), было ясно: я должна понять, что Кандид осознал нечто важное.