Мы вернулись на летное поле. Я была счастлива, что вырвалась из бункера.

— Любители, — повторил Агриппа. — В сравнении с тем, что ты только что видела. Вот где ключ к моим сырам, к этому пиву, к твоей закваске, ко всему на свете. Я скажу тебе, а ты кивнешь, как будто поняла, но на самом деле не поймешь. Пока что. Это не так-то просто осознать.

Он вдохнул.

— В этой пещере рождаются и погибают империи, там разражаются битвы и войны. На каждой стороне — больше солдат, чем во всех войнах в истории человечества. И они борются всерьез. Они захватывают территории, освобождают их от врагов, строят крепости.

Он вытащил из своей корзины голову сыра и продемонстрировал мне.

— Здесь разразилась целая сага, с которой вся наша история даже рядом не стояла.

Взгляд у Агриппы стал слегка расфокусированный, словно затерялся в мощи его тирады.

— В каждой сырной голове — революции, союзы, предательства… Ты можешь это прочувствовать?

Я сказала ему правду: нет, не могу.

— Нет. Ты честная, я это ценю. Конечно же, нет. Я тоже поначалу не мог. Мы этого просто не видим. Но это их мир, а не наш, и их истории круче наших.

Я похолодела.

— Это же просто бактерии. Они не могут думать или строить планы. Они просто… существуют.

— Просто существуют? Да они делают то, о чем мы можем только мечтать. Они плодовитые и могущественные, они могут общаться между собой при помощи света, они могут объединяться в группы — да еще какие! Миллионы бактерий работают идеально слаженно. Если бы мы умели так сотрудничать, да если бы мы хотя бы подобрались поближе, мы бы решили все наши проблемы. Они могут жить на дне океана, в жерле вулкана. Они могут жить вечно.

Ну что ж, ребята с Мэрроу-Фэйр отправили меня по адресу: Агриппа и правда любил микробов.

Он посмотрел на меня горящими глазами.

— Вот и все, что я могу тебе предложить. Если ты сможешь это осознать — не просто услышать то, что я тебе говорю, а поверить в это, — тогда ты поймешь, что делать с твоей закваской.

Некоторое время мы оба молчали, потом я решилась:

— Может, ты мне хотя бы намекнешь?

Он рассмеялся.

— Естественно. Я имею в виду, что первым делом тебе нужно научиться уважать ее.

Он покрутил сыр в руках и понюхал его, основательно втянув воздух в легкие. Потом он слегка повернул его, вгляделся снова, и на лице его отобразилось больше, чем просто уважение. Трепет!

От: Бео

На том огромном скалистом острове М. построил целое королевство! Его семья и друзья полакомились плодами из пещеры и прекрасно ими насытились. Они построили длинный пирс, чтобы корабли могли причалить во время долгого плавания. Для моряков мазги делали пиво и пекли хлеб, а трепетную, нежную культуру из пещеры они хранили в секрете.

Отличная история, не правда ли, но, возможно, у тебя возник вопрос: но почему я никогда не слышала об этом огромном скалистом острове? Почему он не стал богатой морской державой? Почему Бео с братом прячутся в маленьких квартирках в Европе?

А все потому, что была одна проблема.

Дела на острове шли очень хорошо, и мазгское население (теперь мы можем так его называть) прирастало очень быстро. Мазги сами пристрастились к своему пиву и хлебу: их культура не росла больше нигде, ее не было даже в других пещерах острова. Долгое время мазги не догадывались, в чем дело, просто отмахивались. А потом одна мазгская девочка, настоящий гений, просто прислушалась. Тихий свист в узкой расселине был неразрывно связан с жизнью культуры, необходим ей.

Девочка опытным путем определила ноты и их последовательность. Так зародились нынешние мазгские песни — те, что у тебя на диске.

Эта девочка стала править огромным скалистым островом и изменила его, вынеся культуру из пещеры. Теперь у мазгов было не только пиво и хлеб, но и кое-что еще. Моряков, которые сходили с кораблей и отправлялись на остров отдыхать и торговать, хорошо кормили, их ласково принимали, но никогда не пускали внутрь крепости, где мазги выращивали свою культуру и пели свои песни.

А еще за стенами этой крепости вырос мазгский язык и утратил связь с другими языками.

На следующий день я вернулась на летное поле, потому что ребята были правы: Агриппа был гением. Может, еще уродом. Но я знала: он может кое-чему меня научить. Я знала: он понимает закваску лучше меня. Я никогда не буду понимать ее так, как он.

— Дело не в сыре, — сказал он мне. — Сыр — это просто территория, это поле битвы. Все дело в бактериях, это они — актеры на молочной сцене.

— У большинства растений есть по крайней мере один бактериальный симбионт, — он произнес это слово очень четко: сим-би-онт. Агриппа оглядел ржаво-зеленую растительность вокруг. — Вот это вот все что? Заражено. Но это не совсем правильное слово, — сказал он. — Оно подразумевает, что с ними что-то не так. Но на самом деле все в порядке, это партнерство. Некоторые растения поражены бактериями, которые сами поражены вирусами. Шестеренки внутри шестеренок. Как в часах.

— Внутри твоего тела четыре фунта бактерий, — сказал он. — Ты их не чувствуешь, — он покачнулся на пятках. — А я, похоже, уже начинаю их чувствовать. Думаю, я мог бы с ними поговорить.

— Поговорить?

— Ну да, — сказал он. — Отправлять им послания — посредством веществ, гормонов. Следующий шаг — научиться слушать и слышать их ответ.

Он сунул мне под нос сырную голову и велел дышать глубже. Я так и сделала. Запах был сильный, он был совсем близко, и в нем мне почудилась цитрусовая нота — отголосок апельсина?

— Каково это было бы, — спросил он, — ощутить разом запах целого мира? Всей нашей истории? Если бы вместо этого сыра были мы, чем бы мы пахли? Выхлопными газами, — полагал Агриппа.

Он почти ничего не ел, а если ел, то что-то очень странное: навороченный йогурт — процеженный и загустевший, крохотные дикие редиски — подножный корм из дальних углов летного поля. Несмотря на все свои отвлеченные размышления, он никогда не выглядел пьяным или обдолбанным. Взгляд у него был быстрый, а ум — острый.

Однажды я спросила его:

— А ты… моешься?

Он пожал плечами.

— В последний раз мылся до того, как попал сюда. Почти год назад.

Год без душа! От одной мысли об этом я покрылась мурашками. У него был свой запах, но, как и запах его сыров, он не был неприятным. Агриппа каким-то образом достиг равновесия, подчинил себе обитателей своих подмышек.

Однажды он сказал: я мечтаю о большом съезде по ферментации. Пиво. Квашеная капуста. Кимчи! Ты пробовала кимчи? Я ее обожаю.