Савушкин вздохнул.

– Пошли. У нас сейчас другая задача – найти второй «ганомаг» и завершить войну в этом селе. Уж как получится – добром ли, силой – не важно. Мы должны заставить этих гитлерюгендов сложить оружие. Ну а после этого – решим, что делать дальше….

Глава восемнадцатая

Бойцы поминают минувшие дни, и битвы, где славно рубились они…

– Жив?

Савушкин с трудом открыл глаза. Подполковник Трегубов? Стоп. Три звезды на погонах, Полковник, значит…. Он с трудом поднял голову.

– Жив… товарищ полковник.

Трегубов улыбнулся.

– Зрячий! Хоть и прошитый весь, как решето…. Шесть часов хирурги тебя штопали! Временами уже не верили, что вытянешь… А ты, смотри-ка – молодцом!

– А… мои?

Трегубов снова улыбнулся.

– Все живы! Даже ваш этот курсант, которого вы, вместо того, чтобы с остальными в Прагу отправить – в свою авантюру втянули…

Савушкин попытался вспомнить события, о которых говорил полковник – и с отчаянием понял, что вообще ничего не помнит. Трегубов, увидев выражение лица своего капитана – успокаивающе потрепал его по руке.

– Не дрейфь, мне врач говорил, что будет такая реакция организма на наркоз. Вспомнишь всё, дай только срок!

– Тогда… вы расскажете?

Трегубов пожал плечами.

– Зачем я? Есть кому рассказать! Некрасов, заходи!

В палату вошёл снайпер – в новеньком мундире, на котором сверкали ордена и медали, в новых, приятно хрустящих, сапогах. Однако, хромовые….

– Витя… расскажи, что там… было.

Снайпер сел на табуретку у изголовья, поправил ремень, ордена – и произнёс с обычным скепсисом:

– А чё тут рассказывать… На немцев напоролись. Приняли бой. Если бы не чешские повстанцы – легли бы там все. А так…. У Олега – пулевые в бедро и руку, осколочное в голову, но так… Там же кость. Лейтенанту голень перебило. В гипсе лежит. Чепрага, как и я, отделался касательным, но зато рацию угробил, Маркони хренов… У Васи-курсанта контузия – граната рядом с ним рванула. Другого бы на куски разорвало, а этого только оглушило… Мимо орденов за пленение Власова мы пролетели. Зато чехи нам с собой целый грузовик вина и провизии дали. – Пожав плечами, добавил: – Кажись, всё. – Деликатно пожав руку капитану, промолвил: – Я пойду, сейчас обед. – И вышел из палаты.

У Савушкин отлегло от сердца. Все живы!

Трегубов, глядя, как губы капитана расплываются в улыбке – бросил:

– Ты шибко-то не радуйся. У тебя метр кишок вырезали, селезёнку удалили и лёгкое правое наживую сшивали. Тебе тут месяц лежать, самое малое…

Савушкин усмехнулся.

– Ничего, полежу. Николай Тимофеевич, мой Некрасов, как рассказчик – чуть лучше граммофона. Вы мне что-нибудь расскажете?

Трегубов кивнул.

– Расскажу. Но, сам понимаешь, то, что можно.

– Годится. Самое главное – Власова поймали?

Трегубов улыбнулся.

– Поймали. Он думал, что американский конвой его защитит. На семи машинах выехал из замка Шлиссельбург, плюс два броневика. Танкисты наши не успевали дорогу перекрыть, им пришлось в Пршибраме задержатся… Комбат Якушев с группой разведчиков добрался до Непомука на рассвете, встретился с твоим Кучинским. Договорились, что и как. Когда колонна с Власовым, Буняченко и прочими подошла к позиции батальона Кучинского – тот на своей машине перекрыл дорогу. Американцы не препятствовали. В третьей машине Кучинский нашел Власова. Пересадили его в машину Якушева и отправили в штаб двадцать пятого танкового корпуса.

– А остальные?

– Остальные – кто?

– Которые были с Власовым. Буняченко и прочие….

Трегубов махнул рукой.

– Укатили в Пльзень. Да ты не беспокойся, их выдадут, есть договор….

– Там… Там должен был быть… Один немец. Хорошо говорящий по-русски…

– Барон фон Тильзе? Был.

– И… Где он сейчас?

Трегубов усмехнулся.

– Об этом чуть позже. Ты о поощрениях для своей группы не хочешь узнать?

Савушкин пожал плечами.

– Витя сказал, что в приказе по Власову нас нет.

Трегубов кивнул.

– Нет. Но тем не менее. У тебя – внеочередное звание, так что поздравляю майором. Лейтенанту твоему дали третью звёздочку. Всем бойцам – по медали «За боевые заслуги».

Савушкин хмыкнул. Трегубов покачал головой.

– Понимаю. Не по чину. Но тут не в медалях дело. Хлопцы твои в списках на демобилизацию будут первыми, плюс – талоны на посылки по сто килограмм на каждого.

– О! Цэ дило, как говорит мой старшина!

– Ото ж… – Трегубов, прокашлявшись, продолжил: – Кучинскому и его шофёру, а также шофёру Власова – чистые документы.

Савушкин негодующе промолвил:

– И всё?

Трегубов развёл руками.

– Всё. Ты не забывай, они нарушили присягу, добровольно вступили в РОА.

– Неправильно это, товарищ полковник. Против нас они не воевали, без них нам бы Власова ни в жизнь не достать!

Трегубов вздохнул.

– Лёша, ну вот что ты всё портишь? Тебе что, больше всех надо? Людям полное прощение выписали, пусть ценят!

Савушкин покачал головой.

– Бумага у вас есть с собой? И чем писать?

– Рапорт на Кучинского хочешь написать?

– Да. Он был под моей командой, имею право[54].

Трегубов кивнул.

– Имеешь. Но давай напишем после обеда. Сейчас с тобой один человек жаждет пообщаться…

– Давайте.

Трегубов не без некоторого театрального эффекта открыл дверь – за которой Савушкин узрел… барона Густава фон Тильзе собственной персоной!

– Входите, Густав. Давненько вас не видел, уже начал скучать…

– Эрнст, мой мальчик! Как же я рад, что ты жив!

Барон сел на том же табурете у изголовья, где сидел Некрасов, и, посмотрел на Трегубова. Тот едва заметно улыбнулся и произнёс:

– Всё, всё, ухожу!

Как только за полковником закрылась дверь – Савушкин спросил:

– Густав, куда вы теперь? На запад, к американцам?

Барон тонко улыбнулся.

– Увы. Там мне не будут рады. Мой шеф, мистер Виснер, как мне кажется, затаил на меня некоторую обиду. Видите ли, Эрнст, я – случайно, право слово! – проговорился одному знакомому американскому генералу о цели своего нахождения в Шлиссельбурге. Этот генерал дал соответствующие инструкции конвою, который сопровождал Власова – итог всего этого водевиля вы знаете….

Савушкин улыбнулся.

– Так вот в чём дело….

Барон развёл руками.

– Превратности судьбы, мой мальчик! На всякий хитрый ход, как правило, находиться более хитроумный… К тому же, как я понимаю, вы были бы огорчены, если бы этот предатель смог бы избежать справедливого возмездия?

– Не скрою, весьма.

– Ну вот, Не мог же я обречь вас на душевные муки… Предатель должен получить своё. В этом мире и так очень мало справедливости, поэтому я чувствовал себя в полном праве намекнуть генералу Бруксу, что мистер Даллес полагает его и Айка тупыми солдафонами, не способными оценить тонкость его игры. Солдафоны