Немного погодя я постепенно пришел в себя, а когда фру Торкильдсен угостила Библиотекаршу хересом, беседа потекла ручейком, и я невольно восхитился хозяйкой: надо же, прямо у меня перед носом умудрилась подготовить такой сюрприз. Когда, интересно, они успели сговориться?

Я захлебывался от радости, от ощущения неожиданности и думал, что будь я человеком, я бы предвидел этот вечер. Для собаки стыдно, конечно, оправдывать подкачавшие инстинкты отсутствием человеческой сообразительности. Ну да ладно. Сегодня вечером фру Торкильдсен счастлива. И это главное. Она улыбается, и выспрашивает, и смеется. Благодарно выслушивает похвалы Библиотекарши Дому вообще и виду из окна в частности. В гостиной одна стена от пола до потолка уставлена книгами, только камину удалось в середку вклиниться, поэтому, думаю, сегодня вечером темы для разговоров у них найдутся. Может, они после ужина захотят книги почитать? Вот чудесно-то было бы. Речь у них, как обычно при встрече, зашла о Библиотеке, которой вскоре придет конец, и фру Торкильдсен было загрустила, но, к счастью, ей понадобилось на кухню.

Мы остались наедине – Библиотекарша и я. Момент горячий.

Библиотекарша посмотрела на меня, я посмотрел на Библиотекаршу, и хвост заходил ходуном – оно и неудивительно.

– Шлёпик, солнышко, иди ко мне, – сказала она, и я ушам своим не поверил, ведь фру Торкильдсен в любой момент могла вернуться, но, с другой стороны, мне достаточно подбежать к ногам Библиотекарши – и короткий почесун обеспечен. А ее запах, такой зыбкий и такой чудесный… и со мной снова случилось то же, что и прежде, оно само собой произошло, но понять, что с этим делать, сложновато, поэтому я не придумал ничего лучшего, как пристроиться к ее ноге, да, начать с ноги и посмотреть, как пойдет, и было бы намного проще, если бы Библиотекарша не смеялась, а помогла мне.

– Шлёпик! Фу!

Фру Торкильдсен мало того что вернулась, да еще и вне себя от ярости. Так я и думал, что все закончится криками и ссорой. Так всегда и бывает. Любовь – отстой, которому ошибочно придают чересчур большое значение.

– Ничего страшного! – рассмеялась Библиотекарша, и на этом все могло бы кончиться, но старая выпивоха оседлала своего конька – нравственность, хотя он уже даже не конек, а старый мерин, и его давно пора бы отправить на скотобойню.

– Что с тобой такое, а? – злобно прошипела мне фру Торкильдсен, а Библиотекаршу она ласково заверила: – Вообще-то он так себя не ведет, вы простите его, пожалуйста. Плохая собака!

Библиотекарша опять рассмеялась, но правду утаила, не признавшись, что соблазнительница – это она, а я соблазненный: нет, она, предательница, промолчала, возложив на меня бремя стыда.

– Вот, угощайтесь, пожалуйста, – маринованная семга. Я сама мариновала. И горчичный соус – надеюсь, вы оцените. Это одно из моих коронных блюд.

Фру Торкильдсен так преподносит собственные кулинарные подвиги, что для честности у Библиотекарши не остается шансов. Вообще-то все это довольно вульгарно и на фру Торкильдсен не похоже.

Но она знает, что делает. Библиотекарша жует так, что за ушами трещит, а потом издает его – короткий, но емкий звук:

– М-мммммм-ням!

Похоже на непродолжительный стон, свидетельствующий о том, что Библиотекарша продала свою душу за стряпню фру Торкильдсен. Ну что ж, хотя бы продала недешево. Некоторым одного-единственного коричного рогалика хватает, а Библиотекарше достался ужин из трех блюд. Возможно, она думала, как ей повезло, хотя и не подозревала, что является единственным зрителем в некогда легендарном театре, который, правда, давно уже прекратил свою деятельность. Прожевав – медленно и благоговейно, – она спросила:

– В чем секрет этого соуса?

– Секрет, – с напускной таинственностью заговорила фру Торкильдсен, – в том, что мой соус на самом деле никакой не соус, а крем! Горчица и сливки, взбить и подавать. Самый легкий фокус в мире, но результат непревзойденный! Тут даже и рецепта не требуется. Но никому не рассказывайте.

Удивительные штуки происходят с людьми, когда их накормят. Конечно, я не о тех жалких порциях корма в пластмассовых плошках – их еще разогревают в печке, которая безрадостно пищит «Блимс!».

Нет, я о такой кормежке, как сейчас, когда двое людей, не отмеривая время, сидят и едят медленно-медленно. Мелодичный Библиотекаршин стон – лишь слышимая часть произошедшей с нею метаморфозы. Сердце у нее забилось медленнее, а кровь приобрела сладковатый запах, и это мы только до закуски дошли.

Фру Торкильдсен, прихлебывая драконову воду, все выспрашивала и выспрашивала. А вопросов у нее накопилось много, ох много, как незначительных, так и серьезных. Библиотекарша тоже прихлебывала драконову воду и все отвечала и отвечала.

– Мои родители родились во Вьетнаме, – рассказывала она, отвечая на вопрос, которого я не услышал, – а сюда приехали, потому что их усыновили. Они познакомились в летнем лагере для усыновленных детей. Затем они вдвоем сбежали в Осло и неожиданно для всех поженились.

Фру Торкильдсен слушала, раскрыв рот и затаив дыхание.

– А позже развелись. Папа поехал во Вьетнам навестить родственников и там и остался. Сейчас у него там свое дело. Кажется, кучу денег зарабатывает. Забавно, что из них двоих только мама росла в семье, где ценили вьетнамскую культуру. Папа, по-моему, и на карте-то Вьетнам не нашел бы. Зато он умел ловить арканом северных оленей. А на такое не каждый вьетнамец способен.

– Да, таких вьетнамцев еще поискать, – согласилась фру Торкильдсен.

Библиотекарша сделала еще один глоток. Похоже, я переоценил фру Торкильдсен, назвав ее выпивохой. Судя по всему, эти навыки прививаются с профессией. Не иначе, на работе Библиотекари подвергаются воздействию внешних факторов, заставляющих их не пренебрегать влияющими на сознание напитками. Как говорится, Библиотекарь с рюмки начинается.

– А где живет ваша мама? – поинтересовалась фру Торкильдсен.

– Мама умерла два года назад. Я долго звонила ей по телефону, она не отвечала, поэтому я поехала к ней домой и нашла ее на полу на кухне. Что она мертва, я сразу поняла.

– О господи, что же с ней случилось?

– Она залезла на стул протереть сверху холодильник, потеряла равновесие – и все. Сломала себе шею. С момента падения до смерти прошла секунда, не больше.

– Ничего ужаснее в жизни не слыхала! – посочувствовала фру Торкильдсен.

– Это еще не самое интересное, – сказала Библиотекарша, – вскрытие показало, что у мамы был рак, последняя стадия. Ни единого симптома у нее не наблюдалось – по крайней мере, с виду, – но, если верить врачам, на протяжении последних полутора лет перед смертью ее мучили бы невыносимые боли.

– Ничего ужаснее в жизни не слыхала! – опять воскликнула фру Торкильдсен.

Новый рекорд, надо же.

– Ничего, бывает и поужаснее, – сказала Библиотекарша, – честно говоря, думаю, она просто покончила бы с собой. Мама рассказала мне о дяде, у которого жила после смерти своих биологических родителей, еще до того, как она приехала в Норвегию. У этого дяди в шкафу стояли в ряд шесть патронов. Жена и четверо детей знали, кому эти патроны предназначаются, если положение станет… безвыходным. Мама часто смотрела на патроны и все гадала, какой из них для нее.