Сбросив с себя дремоту, он рывком вернулся в мир здравого смысла. Карр пододвинул ему листок, а сам склонился над следующим из пяти лежавших на столе.

– Уже все? – изумился Норман.

Карр, похоже, рассердился, что ему мешают работать.

– Разумеется, – отрывисто бросил он. Карандаш его вновь заскользил было по бумаге, но внезапно математик оторвался от вычислений и как-то странно посмотрел на Нормана. – Последнее уравнение, вон то, короткое. По правде сказать, я сомневался в том, что сумею чего-то добиться, но ваши символы, к чему бы они ни относились, как будто не бессмысленны.

Он снова склонился над листком.

Норман вздрогнул. Интересно, подумал он, глядя на уравнение, что оно обозначает? Память не желала помочь. Так что же, прикажете на глазах у Карра сверять символы с кодом?

– Простите, что побеспокоил вас, – пробормотал он.

Карр уделил ему мимолетный взгляд.

– Ну что вы, наоборот. Такие задачки всегда доставляют мне удовольствие.

Постепенно в комнате воцарился полумрак. Норман включил свет; Карр поблагодарил его кивком головы. Карандаш летал над бумагой. Норман получил еще три листка. Математик трудился над последним, когда дверь кабинета распахнулась.

– Линтикум! – проговорил с еле слышимой укоризной мелодичный голос. – Чем ты так занят? Я жду тебя внизу уже полчаса.

– Прости, милая, – откликнулся профессор, поглядев сначала на часы, а потом на жену, – я заработался…

Миссис Карр увидела Нормана.

– О, я не знала, что ты не один! Что подумает профессор Сейлор! Боюсь, ему показалось, что я командую тобой!

Она сопроводила свои слова столь обворожительной улыбкой, что Норман повторил вслед за Карром:

– Вовсе нет.

– Профессор Сейлор выглядит смертельно усталым, – продолжала миссис Карр, озабоченно глядя на Нормана. – Надеюсь, ты не замучил его своими выкладками, Линтикум?

– Не беспокойся, дорогая. Все расчеты я проделал сам, – сказал ее муж.

Она обошла стол и взглянула на листок.

– Что это? – спросила она, мило улыбаясь.

– Понятия не имею, – отозвался Карр, потянулся и подмигнул Норману. – По-моему, профессор Сейлор собирается устроить переворот в социологии, но пока хранит все в тайне. Я не знаю, к чему относятся его символы. Он использует меня в качестве электронного мозга.

Как бы испросив кивком разрешения у Нормана, миссис Карр взяла один листок и поднесла его к глазам за толстыми стеклами очков. Должно быть, стройные ряды символов смутили ее, и она быстро положила листок обратно.

– Математика для меня сущее наказание, – проговорила она.

– Глупости, Флора, – возразил Карр. – На рынке я тебе и в подметки не гожусь. Сколько я ни пробовал, ты считаешь скорее моего.

– Ну, это такие мелочи, – протянула миссис Карр.

– Мне осталось совсем чуть-чуть, – сказал ее муж и вернулся к своим вычислениям.

– О, профессор Сейлор, будьте так любезны, передайте Тэнси, что я приглашаю ее на бридж завтра вечером, – полушепотом произнесла миссис Карр. – Завтра у нас четверг. Будут Хульда Ганнисон и Ивлин Соутелл. У Линтикума, к сожалению, дела.

– Конечно, – сказал Норман. – Однако я боюсь, что она не сможет прийти.

Он вновь пустился рассказывать о придуманном пищевом отравлении.

– Какой ужас! – воскликнула миссис Карр. – Могу ли я чем-нибудь помочь?

– Спасибо, – поблагодарил Норман. – Мы наняли сиделку.

– Разумно, – одобрила миссис Карр и пристально поглядела на Нормана, словно хотела дознаться, где находится источник его мудрости. Под ее взглядом, одновременно хищным и наивным, ему стало неловко. Он понял бы, если бы на него так посмотрела одна из студенток, но эта пожилая женщина…

Карр отложил карандаш.

– Готово, – сообщил он.

Рассыпаясь в благодарностях, Норман собрал листки.

– Не стоит, – скромно ответил Карр. – Признаться, мне было очень любопытно.

– Линтикум просто обожает математику, а в особенности всякие задачи, – сообщила миссис Карр. – Однажды, – продолжила она с одобрением в голосе, – он составил таблицы для скачек!

– Да… всего лишь… э… в качестве примера вычисления вероятностей, – прибавил Карр, горделиво улыбнувшись.

Ее ладонь лежала на его плече; он положил сверху свою руку. Пожилые, но энергичные, старые телом, молодые духом, они казались безупречной парой.

– Если я произведу переворот в социологии, – сказал Норман, – то вы будете первым, кто об этом узнает, Линтикум, обещаю вам. Всего хорошего.

Придя домой, он достал код и углубился в его изучение. Первый лист был помечен буквой «W». Норман вроде бы помнил, что стоит за этой буквой, но для надежности решил проверить себя.

Итак, «W»: как похитить душу.

Да, вот оно. Обратившись к выведенным Карром формулам, он расшифровал базовое уравнение. «С – зазубренная полоска меди». Норман кивнул. «Т – повернуть по солнцу». Он нахмурился. Не годится. Как удачно все-таки он сообразил воспользоваться помощью математика, чтобы упростить семнадцать уравнений, каждое из которых представляло собой заклинание по извлечению души из тела и принадлежало тому или иному народу – арабам, зулусам, полинезийцам, американским неграм, индейцам и так далее. Самые современные формулы, причем те, которые применяются на практике!

«А – бледная поганка». Вот еще! Нет, явно не годится. Где ему, скажите на милость, искать бледную поганку? Он вполне обойдется без нее. Норман взял два других листа: с буквами «V» – «Как управлять чужой душой» и «Z» – «Как напускать сон». Через несколько минут он убедился, что составные части основных формул раздобыть будет нетрудно, хотя «Z» требовал использования Руки Славы и предписывал бросить кладбищенскую землю на крышу того дома, обитателей которого надо было погрузить в сон. Что касается руки, то нужно только пробраться в анатомическую лабораторию. А потом…

Осознав вдруг, что устал и что его воротит от этих формул, которые выглядели не столько смехотворными, сколько омерзительными, Норман встал. Впервые с того момента, как появился дома, он посмотрел на фигуру у окна. Она сидела лицом к задернутым шторам и раскачивалась на стуле. Ритмичное движение зачаровывало.

Внезапная, как удар, на Нормана обрушилась тоска по Тэнси, по ее жестам, интонациям, причудам – всему, что делает человека настоящим, близким и любимым. Присутствие же в доме ледяной статуи, злобной карикатуры на Тэнси, лишь усиливало тоску. Что он, черт возьми, за мужчина, если морочит себе голову оккультными формулами, тогда как… «Душа уязвима, – говорила Тэнси. – Служанки Ганнисонов порой рассказывают странные вещи…» Ему следует отправиться к Ганнисонам и потребовать ответа у Хульды!