Выступая 14 октября в Сейме при обсуждении вопроса о ратификации советско-литовского договора, министр иностранных дел Литвы напомнил депутатам, что «основой подписанного договора являются советско-литовский мирный договор 1920 года и договор о ненападении и мирном разрешении конфликтов, заключенный в 1926 году. Идеи, заложенные в этих договорах, являются основой дальнейших отношений между обеими странами. Мирным договором 1920 года Советский Союз признал права народов на самоопределение и нашу независимость. В продолжение 19 лет наши отношения с Советским Союзом развивались в духе заключенных договоров, и за все это время между обеими странами не было никаких споров. СССР всегда уважал интересы Литвы и всегда поддерживал ее справедливые требования. По виленскому вопросу мы всегда имели крепкую поддержку СССР. Заключением договора от 10 октября 1939 г. наши отношения с Советским Союзом вступают в новую фазу»[344].

14 октября в беседе с германским посланником в Каунасе литовский министр иностранных дел довольно подробно проинформировал его о переговорах в Москве, которые «проходили в целом в дружественной атмосфере. Он упорно защищал литовскую точку зрения и смог высказать все аргументы. Лишь в конце русские стали нетерпеливыми». По словам Урбшиса, «Сталин и Молотов неоднократно заявляли, что Советский Союз не стремится советизировать Литву. Особенно приятно ему упомянуть, что Сталин повторил это на прощальном банкете в присутствии многих членов советского правительства», что было расценено литовским министром «как указание различным народным комиссарам». Конечно, министр был недоволен той линией границы, которая была предложена Москвой. Однако литовская сторона опасалась обострять дискуссию по этому вопросу, так как «Советский Союз вовсе не нуждается в передаче Виленской области Литве». В результате «литовский центр Свенцяны… по стратегическим причинам, остался на советской стороне, так как Советский Союз, очевидно, придает большое значение тому, чтобы провести границу как можно ближе к железнодорожной линии Вильно – Двинск [Даугавпилс]». Зато советская сторона была готова быстро передать остальную территорию Литве.

«Намного более важным вопросом было желание русских разместить войска. Численность советских войск установлена в 20 000 человек. Советский гарнизон останется в Вильно до тех пор, пока он не станет действительно литовской столицей. Затем город будет освобожден от советских войск. Кроме того, крупные города и промышленные центры не должны быть заняты советскими войсками. Литовская делегация пыталась определить дальнейшие подробности о гарнизонах сразу в Москве, так как эстонский опыт показал, что с военной комиссией вести переговоры труднее. Но это по техническим причинам было отклонено» и обсуждение вопросов о размещении частей Красной армии отложено на будущее. «Географически эти пункты еще не определены; однако на переговорах указывалось на район между Палангой и Кретингой и на шоссе между Тильзитом и Ригой». В беседе Урбшис не скрывал своего беспокойства о дальнейшем развитии событий, но подчеркнул, что Литва будет изо всех сил отстаивать свою независимость, и просил о сохранении полной конфиденциальности его сообщения. При этом он отметил, что заметил в Москве определенное недоверие относительно предполагаемых германских намерений в Литве. Например, все литовские возражения против желания русских разместить свои войска воспринимались как германские наущения. Германский дипломат заверил министра, что его правительство собирается и дальше поддерживать отношения с Литвой и оказать сдерживающее влияние на СССР[345].

16 октября директор департамента государственной безопасности МВД Литвы А. Повилайтис отмечал в очередном бюллетене, что «события этих дней показали, что среди наших рабочих коммунистическая агитация находит себе неплохую почву. Влиянию коммунистов поддается немало и тех рабочих, которые раньше с коммунистической деятельностью ничего общего не имели. Один из более заметных коммунистических деятелей, говоря о теперешнем настроении рабочих, проговорился, что сейчас рабочие так настроены, что сами рвутся на демонстрации. Дескать, если бы только Коммунистическая партия имела лучше организованную сеть агитаторов, то ежедневно могла бы проводить по несколько демонстраций. Следует отметить, что такая оценка не слишком преувеличена. Как стало сейчас известно, Коммунистическая партия не намерена часто проводить небольшие демонстрации. Уже и прошедшие убедительно показали решимость рабочих. […] Однако партия, не отказываясь и от небольших демонстраций, намерена разжечь всеобщую забастовку рабочих. Для разжигания забастовки имеются достаточно веские основания, ибо в настоящее время экономическое положение рабочих значительно ухудшилось: повышены цены, не отпускают в кредит, сужается производство, сокращается число рабочих дней, а нормы оплаты остались прежними. Забастовке, начатой с экономических требований, позже будет придан политический характер: будет выдвинуто требование освободить политических заключенных, избрать демократический сейм, создать демократическое правительство и т. д.»[346].

Любопытные сведения о восприятии различными слоями эстонского и латвийского населения переговоров с Москвой и заключенных договоров зафиксированы в ежедневных бюллетенях Разведывательного отдела штаба ЛВО. Так, в бюллетене № 73 от 4 октября 1939 г. отмечалось, что «по поводу заключения договора о взаимопомощи между СССР и Эстонией эстонские служащие говорят: «Население Эстонии весьма довольно договором. Эстония теперь будет в безопасности. На железных дорогах увеличится грузооборот». Рабочие говорят: “Плохо, что заключен договор, наше положение теперь не изменится и жить будет также плохо”». В Латвии разведка отмечала нарастание экономических трудностей, связанных с нехваткой сырья и продовольствия и ростом безработицы. «Большая часть рабочих и бедняцкая часть сельского населения по отношению к Советскому Союзу настроена положительно. Многие говорят, что не плохо было бы, если бы СССР взял бы под свою защиту и Латвию»[347]. В бюллетене № 79 от 8 октября указывалось, что «русское население Эстонии выражает недовольство заключенным пактом о взаимопомощи между СССР и Эстонией. По их мнению, «СССР надо было присоединить Эстонию к себе, а то опять будем жить в кабале». Эстонская буржуазия осуждает внешнюю политику президента Пятса. Они говорят, что “Пятс продал Советскому Союзу острова, а потом продаст и всю Эстонию”». Разведка отмечала резкое сокращение оборонительных работ на границе с СССР. «По данным УПВ НКВД БССР, русское пограничное население Латвии просит оружия для организации восстания против своего правительства и совместного действия с частями Красной армии»[348].

Изданный 10 октября бюллетень № 82 Разведотдела ЛВО информировал о практически полном свертывании эстонцами оборонительных работ и изъятии оружия и боеприпасов, которые ранее были выданы кайтселийтчикам. «4. Русское население Печерского уезда сожалеет, что между СССР и Эстонией заключен договор о ненападении. Житель хут[ора] Волково крестьянин-бедняк заявляет: “Лучше бы пришла к нам Красная армия и присоединила к СССР, чем оставлять русский народ под ярмом капиталистов Эстонии”.