минут через двадцать, – качает головой.

– Вчерашний доем.

– Его Рита съела, я уж не стала ей выговаривать… прости, – сознается Татьяна, вводя меня в состояние шока.

Ну знаете…

– Потом обсудите кто и что сожрал. Мелкая кушать хочет. «Цигиль, цигиль»… – кивает на часы. – А ты – взрослая, двадцать минут потерпишь, ничего не случится.

– Но…

– Яблоко пожуй, полезно, – буквально заталкивает мне в рот только сорванный плод, пока его мать уносит Амалию.

Выплевываю недоспелую кислятину.

– Что? Перехотелось есть?

– Не твое дело. Лучше за Ритой следи, чтобы она мою еду не трогала. Или ты на ресторанах экономишь? Сразу в отель ее и давай…

– Еще слово, и вместо яблока твой болтливый рот будет занят другим.

Поднимаю брови.

– Слива еще не поспела. Так что это вряд ли.

– Зато все остальное поспело, – не замечаю, как оказываюсь прижата к стене избушки. Я так и не дошла до дома, а теперь и вовсе предстоит задержаться.

Забываю о том, что хотела сказать. Во рту становится сухо, зато в животе порхают бабочки. Чертова реакция на близость этого «демона во плоти».

– Не боишься, вот так среди бела дня меня зажимать? Не стыдно? Вдруг кто-нибудь увидит? Рита, например…

– И пусть.

Впивается губами в мои губы, встряхивая за плечи. Грубо, с остервенением. Отвечаю ему с не меньшей яростью: выпускаю «коготки» и расцарапываю плечи, кусаю его до крови. Пусть чувствует то, что чувствую я.

– Черт! – морщится, но не перестает меня сжимать. Пинает ногой дверь, и я едва не падаю в дом. Подхватывает меня, а затем, также ногой захлопывает со смачным треском. Так, что петли издают усталый скрип. Им вторит пружинный матрас на старом диване, куда Келлер кидает меня. Без нежности. В глазах только животная страсть. Ударяюсь головой, но это не важно. Впитываю все, что происходит здесь и сейчас… Я хочу быть с ним. Но боюсь, что на моем месте слишком быстро оказалась другая.

В глазах застывает безмолвный вопрос, и Вова наконец-то понимает меня.

– Ты пустил ее в мой дом.

– Все не так просто, как может показаться.

– Конечно. Я уже поняла! Все до ужаса трудно, когда ищут сложности! – хочу встать и уйти несмотря на сильнейшее желание близости. Но Вова сдерживает меня.

– Давай поговорим. Я хотел, но ты не дала возможности. Отталкивала и убегала. – Сбавляет обороты и делает серьезное лицо. Не лучшее время для разговоров, но и проглотить все, что произошло, я не могу. – Рита собрала доказательства, что твой отец ее содержал. Она здорово подсуетилась и претендует не только на то, что ей полагается по завещанию, но и на часть дома. Сейчас – это единственное место, где она может жить.

– Дом принадлежит нам с Амалией.

– Да, но теоретически Маргарита тоже может претендовать на долю, потому что брак был официальным, она не работала, то есть находилась на обеспечении твоего отца и… – делает паузу. – В общем, при грамотном адвокате шансы у нее есть, это факт. В любом случае пока не прошло полгода со смерти твоего отца сделать что-либо мы не сможем. Ты ведь не планируешь целыми днями проводить в суде? Да и у меня есть более важные дела, чем портить отношения с твоей мачехой, если можно договориться полюбовно.

– Это глупости! Ты просто не хочешь ее выгнать! Запал на нее! Признайся! Вот и собираешься решать «полюбовно».

– Прекрати нести чепуху! – не выдерживает, хватает меня и снова прижимает к себе. Замолкаю. Пугаюсь его тона. Боюсь даже пошевелиться, но только до тех пор, пока его руки не опускаются мне на бедра. Чувствую, насколько сильно он возбужден. И физически, и психологически. Да и я не лучше. Если ничего не сделать, мы оба спятим.

– Я не знаю, что думать.

– Не надо думать. Просто доверяй мне.

– Как? Где гарантии?

– Меня тошнит от нее. Этого достаточно? – голос хриплый.

– Может, отравился тортом?

– Вряд ли. Я не ем ничего.

– Почему?

– Не могу ни жрать, ни спать… все вспоминаю вечер на яхте.

Прыскаю. Все это не слишком романтично, но, черт возьми, он все-таки сказал. Зная Вову, это огромный прогресс, почти признание в любви.

– Это лишь слова. Физиология – это простое влечение. Ничего серьезного, – уже не так уверенно протестую.

– Тогда придется доказать тебе как-нибудь более доходчиво и на деле, – приподнимает мое лицо, чтобы вновь поцеловать. Разговор у нас не клеится, гораздо лучше получается объясняться языком тела.

Прикрываю глаза, доверять ему можно, особенно когда он настолько убедителен в своих действиях. От того, как он целует, кружится голова. Но мне все равно мало.

– Видишь? Что творишь со мной?

– Что? – выдыхаю.

– Я думать не могу, все мысли только о тебе. Если продолжишь динамить, я умом тронусь. Так больше не может продолжаться.

– Дурак.

– Хуже.

– Озабоченный.

– Только тобой.

Несколько слов… Но таких, от которых мурашки по коже. Ловлю глазами его взгляд. Он говорит правду. Знаю. А если ошибаюсь и он искусно врет, думая сейчас о бессовестной блондинке в черном прозрачном пеньюаре, то я убью его. Вместе с ней. Отправлю на тот свет гореть в аду..

– Простое влечение. Ничего серьезного, – снова шепчу. Судорожно перебираю в опустевшей голове варианты развития событий. Нас могут застукать. Но кому нужно идти сюда сейчас? Игорь уехал, Татьяна Михайловна дома с Амалией. Рита… плевать, где бы она ни была.

Вова продолжает искушать. Нет. Я не хочу просто смотреть. Я хочу участвовать. Хотя это – безумие.

Не выдерживаю и скидываю бомбер, демонстрирую спортивный бюстгальтер, абсолютно неподходящий для соблазнения. Вова, видимо, согласен: наклоняется ко мне и ловко расстегивает замок, стаскивая с меня топ. Сегодня он не хочет быть нежным: оставляет на коже отметины, раззадоривая меня.

Снимает майку. Наконец-то могу ответить ему по всей справедливости. Очерчиваю языком контур любимого тату с крыльями и резко втягиваю кожу, оставляя след. А рядом еще один. Спускаюсь с груди к низу живота, обрисовывая языком кубики пресса, напряженные от моих касаний. Владимир выпускает меня, позволяя взять инициативу. Без слов ясно, мы хотим одного и того же.

Вова прикрывает глаза. На лице чуть заметная улыбка.

Таким я его еще не видела. Открытый, доступный, зависимый… от меня и моих действий! И я готова доказать ему, что в моих руках будет хорошо.

– Это было очень… даже очень.

– Как?

– Цензурных слов у меня не находится. А выражаться при тебе я не хочу. Итак лишнего наговорил. Просто поверь. – приподнимается на локте, смотря в глаза. – На шее есть синяки. Придется маскировать. Прости…

– Я тебе тоже ставила парочку подарков, – провожу пальцем по