Помню, как-то удалось обнаружить и приобщить на взвод двадцать пар немецких зимних перчаток. Несколько позже где-то приобрели два шерстяных одеяла. Но вскоре машина сгорела, и мы в одно мгновение лишились всех наших «сокровищ». А однажды вместо сгоревшей в танке шинели выдали бушлат. Он вроде теплее, но им никак не укрыться.

Но на самом деле это все ерунда. Единственно, что меня по-настоящему донимало на фронте – постоянный недосып. Иногда на марше думаешь, вот сейчас засну и с крыла под гусеницы свалюсь.

Летом танкисты обычно спали под танками – рыли окопчики под ними. Но мне перепало две осени, две зимы и две ранние весны. К тому же их копают, будучи в обороне. Но поскольку наше соединение в обороне стояло очень и очень редко, то такие окопчики мы копали считаное количество раз. А так в основном в движении. То ли марш, то ли атака, то ли еще что-то. И только когда становится понятно, что простоим в обороне несколько дней, вот тут под машинами выкапывали такие окопчики. Но он всего на два человека, и кто-то в танке обязательно дежурит. Один из них стреляющий – либо наводчик, либо командир. Вот в январе 45-го перед самым наступлением с Сандомирского плацдарма мы в таком окопчике целую неделю прожили. Но мы как раз перед этим новые машины получили, и в комплекте к ним шли и небольшие печурки и брезент. Брезентом накрывались, печку устанавливали, растопили, и прекрасно.

Но все-таки самое лучшее место – на моторном отделении. Двигатель прогрели, брезентом накрылись, лучшего и не надо. Но у нас же мудрые начальники за имущество беспокоятся: «Вы же брезент наверняка спалите. Лучше сдайте-ка его…» Так что иногда брезентик имелся, а иногда и нет.

Поэтому на марше все спали, бодрствовали только мы с мехводом, и он ребятам завидовал. Но когда совершали длительные марши вне боя, то я его подменял. Сам садился за рычаги и давал ему часик-полтора отдохнуть.

У многих ветеранов есть какая-нибудь история, связанная с девушками на фронте. Есть такая история и у меня. В принципе я с девушками почти не пересекался. Знал, что у нас в батальоне есть сколько-то девчонок, две-три-пять самое большее. Санинструктор, химинструктор, писарь в штабе батальона, какой-то делопроизводитель в хозчасти, что ли. Но я их изредка видел, они же далеко от нас.

И вот еще до ранения, когда у меня сгорел танк и я оказался в батальонном резерве, начштаба старший лейтенант Теневицкий взял меня к себе: «Будешь немного помогать!» Хотя помощники у них обычно ребята возрастные, а молодых удел – на танке. И как-то они с комбатом куда-то уехали, но он меня предупредил: «За комбата останется ротный, а ты вместо меня! А если начальство станет нас искать, скажите, что мы отлучились куда-то неподалеку! А мы через день-два вернемся». Обо всем меня предупредил, проинструктировал, даже на бумаге инструкцию оставил, а в конце устно предупредил: «У нас тут девчонки есть, так ты присматривай за ними. И если начхим бригады позвонит и вызовет химинструктора к себе, ты не отпускай ее!»

Только они смотались, звонок:

– Я начхим бригады Коротых, а ты кто такой?

– Я ВИО начштаба!

– Там у вас инструктор есть такая-то, чем занимается?

– Выполняет свои обязанности!

– Пришлите ее ко мне, нужно документы оформить!

– Товарищ майор, она прибыть не сможет!

– Почему это?

– Потому что я получил приказ ее не отпускать!

– Да кто ты такой?! – и начал меня воспитывать…

А Теневицкий меня проинструктировал: «Перед отбоем лично проверь, чтобы на месте были!» И в первый вечер я пошел проверить как они. Постучался в хату, представился, мне кричат:

– Заходите, товарищ начальничек!

Одна из них, самая дерзкая, на меня пристально смотрит:

– Мы тут себя решили в порядок привести, – и начинает раздеваться.

– Остановитесь, – говорю, – без меня это проделаете!

Вторая подскакивает:

– Садитесь за стол, чайку попьем!

– Спасибо, но я уже и поужинал, и чай попил.

Все-таки усадили и начинают надсмехаться надомной:

– Чего, проверять пришел?

– А чего вас проверять? Вы люди, такие же, как и я. Также соблюдаете наставления устава…

– Ты чего нам лекции читаешь?! Ты откуда сам рождения? Ты когда в армию пошел, девчонок хоть видел-то?

– Конечно, видел!

– Ну и как ты их видел-то?

– Вместе в классе учились.

– Вот только это ты и видел.

– Знаете что, девочки, пошутить, конечно, можно. Но я командир танка, считай смертник, так что я вам не с руки. Да и вы мне вроде тоже. Но я при исполнении обязанностей и должен доложить комбату, что вы на месте.

– Так и докладывай!

И смотался от них. Думаю, ведь изнасилуют же. А наутро начхим приехал на машине, пообещал меня наказать и увез эту Шурку с собой.

Сейчас принято считать, что чуть подальше в тыл, так там чуть ли не каждый командир имел свою походно-полевую жену. Но мы же постоянно впереди, что мы могли знать? Ну да, кто-то там сказал, что ППЖ у него есть. Но мое мнение – ну есть и есть. Я их и не видел этих начальников, так чего мне до их ППЖ? Не до них же совсем. Из тех, кого я знал, никто ППЖ не имел. Только при нашем фельдшере Василии Васильевиче Вязовецким, санинструктором была девушка, так все знали, что она официально замужем за зампотехом батальона.

Переход к мирной жизни дался мне легко. Но легче не стало, это уж точно. Ведь что такое ротный командир после войны? Считай, самая беспокойная должность – беспрерывно идут учеба, учения да еще по два парада в год. Я потом жену как-то спросил: «Когда тебе тяжелее всего со мной пришлось?» – «Когда мы только поженились и ты был ротным командиром. С утра до вечера пропадал на службе». А на то, чтобы вспоминать, чего-то там переживать, задумываться, времени просто не оставалось.

Знаю, что многие фронтовики после войны плохо спали. Какие-то кошмары их преследовали. Лично я спал спокойно, потому что служба выдалась настолько беспокойная, что времени на сон не хватало. Так что и на войне постоянный недосып был, и после. Что удивительно, поначалу война еще снилась, а потом перестала. И сейчас не снится. Вот служба иногда снится, а война нет. Но иногда такое приснится, что прямо диву даешься…

Когда война закончилась, все, конечно, расслабились и захотели домой. Многие решили уволиться. Стали обмениваться мнениями, кто, куда и как. И я тоже решил вернуться домой. Прикинул, что вначале придется 10-й класс окончить, а потом можно и в сельхозинститут поступать. Жила еще во мне детская мечта заняться виноградарством. И не просто собирался, а однажды с другом даже специально покинули часть.

С родителями, сестрой, братом и племянницей (с. Барское-Татарово, июль 1947 г.)