По словам Ли, в те времена все художники Нижнего Манхэттена могли бы поместиться на головке одной булавки. Довольно скоро она узнала имена других американцев, работы которых должны были выставляться наряду с ее картиной: де Кунинг, его бывшая подружка Нини Диас, Стюарт Дэвис, Уолт Кун, Левилл Парди, Пэт Коллинз, Давид Бурлюк и Джексон Поллок. Она знала их всех, кроме последнего. Ли раздражало, что она никогда ничего не слышала об этом художнике. К тому же, как оказалось, он жил совсем рядом, на Восьмой улице, недалеко от школы Гофмана[397]. И Краснер решила его найти. Спустя годы Ли так описывала их первую встречу в неопубликованном эссе о Поллоке:

Впоследствии за многие годы Ли не раз описывала, как на нее повлияло первое знакомство с работами Матисса. По словам художницы, его живопись была настолько новой и необычной, что ей потребовалось немало времени, чтобы оправиться от эффекта первоначальной встречи с ней. То же самое произошло с «Герникой» Пикассо. После увиденного Ли пришлось выйти из галереи, чтобы в буквальном смысле восстановить дыхание. Картины Поллока, расставленные по всей мастерской, потрясли ее не меньше. Краснер вспоминала: «В них была сила, огромная жизненная сила, такая же, какую я чувствовала в работах Матисса, Пикассо, Мондриана. Увиденное потрясло меня»[399]. Ли говорила, что, взглянув тогда экспертным взглядом на пять-шесть картин Джексона, она поняла, что «столкнулась с творчеством человека, который был впереди меня». И продолжала: «Я была в восторге. Боже мой, вот оно. Я бы не смогла ощутить всего этого, если бы сама не пыталась достичь того же. В противном случае я этого просто не распознала бы»[400].

Ли обнаружила: стиль Поллока представлял собой удивительную комбинацию техник экспрессионизма и кубизма. Он использовал их, создавая сюрреалистические, мифологические и примитивные образы, через которые проявлялось бессознательное[401]. Он явно тоже читал книгу Грэма. Одна из картин Поллока, «Волшебное зеркало», особенно поразила Ли. «Мы поговорили об этой работе и о других, и разговор получился на редкость приятным и интересным. Он казался очень счастливым из-за того, что мне так понравились его картины. Позднее я узнала, что люди никогда не попадали в мастерскую Поллока так запросто… что он был невероятно закрытым в отношении своего творчества, своей личности, своей жизни, что буквально истязал себя одиночеством»[402]. Ли поняла: Поллок в некотором смысле творил в вакууме. Да, он был учеником регионалиста Томаса Харта Бентона и сотрудничал с мексиканским муралистом Давидом Сикейросом. Однако он не знал никого из художников-авангардистов, которые наверняка лучше понимали бы его творчество и в среде которых он с гораздо большей вероятностью достиг бы успеха. Ли твердо решила представить этого замечательного человека своей компании из Даунтауна[403].

Одиннадцатью годами раньше Поллок пошел по стопам своего старшего брата Чарльза и переехал из Калифорнии в Нью-Йорк, чтобы под руководством Бентона изучать искусство в Лиге студентов-художников Нью-Йорка. Поллок родился в городе Коди, штат Вайоминг. Бо́льшую часть детства их семья колесила по юго-западным штатам США в стремлении обрести социально-экономическую стабильность. Что касается учебы, то к тому времени, когда парню пришло время идти в старшие классы, всем уже было ясно: единственным предметом, который его действительно интересует, кроме искусства, является теософия. Согласно этой дисциплине, внутренние мысли имеют первостепенное значение, и исторически сложилось так, что «мудрые люди всегда строили свою жизнь за пределами общепринятого». В 1929 г. Поллока исключили из школы за распространение протестной литературы. Со временем его восстановили, но отчисление привело к тому, что в сознании юноши закрепилось предубеждение против формального образования[404]. Он решил отправиться на Восток и стать скульптором, подобно первому «модернисту» — Микеланджело. В долгой поездке через всю страну молодого человека сопровождал брат. Они решили: если Поллок действительно намерен стать художником, то его имя, Пол Поллок, не годится. Ему лучше использовать второе имя. В результате человек, которому суждено было в следующие 20 лет произвести настоящую революцию в живописи, прибыл в Нью-Йорк как Джексон Поллок[405].

Начало новой жизни, однако, оказалось отнюдь не обнадеживающим. Поллока зачислили в Лигу студентов-художников Нью-Йорка на 57-й улице. Но ему было там так страшно, что он буквально лишился дара речи и не мог рисовать. Джексон прибегнул к проверенному средству для общения — алкоголю. Джексон стал завсегдатаем подпольного бара неподалеку от здания Лиги. Там он надеялся вновь обрести голос и найти смелость для того, чтобы стать новым собой — художником вроде Бентона. Тот был преподавателем Поллока в Лиге, однако самые важные его уроки для молодого человека не касались живописи. Джексон усиленно изучал подход Бентона к жизни и творчеству. Тот смотрел на мир в духе мачизма: он был отчаянным драчуном, сквернословом, обидчиком женщин и пьяницей. А еще убежденным антикоммунистом[406]. Со временем увлечение Поллока этим человеком достигло точки обожания.