Любовь крепка,

а ты так мила,

И однажды, детка,

мы обязательно встретимся…

Проснулся я, когда часы на тумбочке перед кроватью показывали 06.07 АМ.

В дверь звонили и, судя по частоте, уже давно. Так звонить может лишь обремененная новым поручением Раечка.

Закутавшись в простынь, я щелкнул замком и уже собирался со словами «Заходи, я сейчас» проскользнуть в ванную, как вдруг за приоткрывшейся дверью я увидел вовсе не тот силуэт, который, по моему мнению, должен увидеть. Вместо стройного силуэта там стояло что-то усатое, седое и бесформенное. Мне показалось, что меня преследуют кошмары минувшей ночи. Задержавшись, я выглянул на площадку.

Перед дверью стоял мужик лет сорока пяти на вид, с папкой. Он мне напомнил следователя, который приезжал той ночью.

— Здравствуйте, — сказал он и стал хвалиться корочкой красного цвета. — Следователь прокуратуры…

И он назвал очень необычную для этих мест фамилию, то ли Петров, то ли Годенмайер — в голове моей били в бубны еще не убравшиеся восвояси шаманы сна, так что услышать что-то было невозможно.

— Я могу войти?

— Вам разве откажешь…

Натянув в ванной джинсы, я вышел и опустился в кресло напротив гостя.

— Знаете, у меня такое ощущение, что я не потерпевший, а подозреваемый, — щелкнув зажигалкой, я попробовал закурить, но табачный дым, смешавшись во рту с ночевавшим у меня во рту запахом «Туборга», заставил меня тут же воткнуть сигарету в пепельницу. — Вы не по поводу событий минувшей ночи?

— А что за события здесь происходили?

Я рассказал. Впитав инфу, прокурорский, по-видимому, решил, что одно с другим не вяжется. А потому переключился на свой интерес.

— Евгений Иванович, вы знакомы с человеком по фамилии Столяров?

Я почесал шею.

— Если вы о том Столярове, что живет на первом этаже, я его знаю. Вольдемаром Петровичем его зовут. А что?

— Как давно вы с ним знакомы?

— А как его родственница вселила, так и знаком. Около трех лет. Он иногда приходит попросить денег, а я сбываю ему стеклотару. Взаимовыгодное сотрудничество в формате «ситуси-битуси».[17]

— В формате чего?

— Давайте быстрее, товарищ, мне пора чистить зубы.

— Что вы можете рассказать об этом человеке?

— Обычный алкоголик, хотя и не без манер, — понемногу туман сна стал выветриваться из моей головы, и я стал вспоминать, что Столяров не такой уж небезынтересный для меня человек, как может показаться. — Из дома выходит только для того, чтобы заполнить холодильник спиртным. Берет всегда с запасом. В пенсию инвалида не вписывается, но долги всегда возвращает, так что ему в соседнем магазине даже дают в долг. Мне не дадут, ему дадут. Такой вот человек. Вы мне скажете, какого черта вам от меня надо, или мне как дураку просто попросить вас уйти?

— Его убили.

Смысл этой фразы дошел до меня не с первого раза. Мне около минуты понадобилось, чтобы сообразить: «убили» — это когда кто-то сознательно лишил кого-то жизни. Результатом этого действия является труп, жизнь которому уже не вернуть.

— Как убили?

Мой вопрос следователь понял не в смысле — «Может ли быть такое, чтобы кому-то понадобилось лишать Вольдемара жизни?», а как — «Каким образом его убили?».

— Ножом. Предположительно ножом. Может, шпагой. Или шашкой. Не исключено копье. В общем прокололи сердце. А оно у него, знаете, хлипкое, кажется, было. Впрочем, у меня сердце как двигатель самолета, но если бы мне так вставили, шансов выжить и у меня бы не было. Я ответил на ваш вопрос?

Меня стало распирать от бессилия. Я знал, что уже через пять минут начну спасать ситуацию, что не все потеряно, и не тот человек Женя Медведев, чтобы его можно было подкосить таким ударом. Но ранний визит застал такого сильного человека, Женю Медведева, врасплох, и его заколотило прямо на глазах следователя.

— У вас с ним были какие-нибудь дела? Я спрашиваю из тех соображений, что если такие были, то лучше сейчас рассказать об этом. Если выяснится обратное и потом, то, как вы сами понимаете, возникнет много вопросов.

Я почесал пальцем губу.

— Скажите, следователь, а вы всем задаете вопросы о деловом сотрудничестве со Столяровым? Всем, в чью дверь звоните? Это очень необычный вопрос для простого поквартирного обхода. Обычно следователи спрашивают — не слышал ли сосед какого шума ночью, не водил ли убиенный в гости подозрительных людей… Но я не припомню, чтобы кто-то спрашивал, были ли у убиенного деловые связи с соседями.

Следователь улыбнулся.

— У вас, видимо, достаточно большой опыт в общении со следователями.

— С вами накопишь… Нет, никаких дел со Столяровым у меня не было и быть не могло. Он алкоголик, я — бизнесмен.

— Я спрашиваю об общих делах, потому что вас недавно видели вместе в регистрационной палате. Одна из ваших соседок, чье имя я не могу пока назвать. Странно, правда?

Он опоздал. Меня нужно было бить этим с порога, когда я еще не проснулся.

— Ничего странного. Кто-то зарегистрировал предприятие на имя Столярова, не исключено, что как раз та самая соседка, имя которой вам, чтобы не развалить следствие, мне лучше не сообщать. Мы действительно ездили в палату. Я попросил проверить, и вышло, что Столяров зарегистрирован директором ОАО «Рыбный трест», в учредителях которого одна из моих соседок по фамилии Зырянова, но я сделаю вид, что тут же забыл фамилию, поскольку это тайна следствия. Не следует ли из этого, что я заколол Столярова копьем?

Я говорил и думал о том, насколько явным становится все тайное. Что бы ты ни делал в десятимиллионной Москве, все об этом будут знать уже через сутки.

Ответив еще на несколько вопросов, которые задают следователи для того, как мне кажется, чтобы их возненавидели, я проводил прокурорского до двери и, когда захлопнул дверь, прижался к ней спиной.

— Стоп, стоп, Женя, не волнуйся… Все в порядке. Гладко никогда не бывает… Ну, убили президента, что ж с того… Будем искать выход. Бланки есть, остается донести задним числом приказы в регистрационную палату…

От щелчка в стереосистеме я вздрогнул, как от выстрела. «Yellow submarine» «Битлз» залила комнату. 06.30 АМ. Мне пора вставать.

Даже думать не хочется о том, что произошло. Но думать придется уже прямо сейчас. Разыскав под кроватью трубку, я тут же позвонил Альбине…

Чувства мои были так разлохмачены, что я даже не сразу вспомнил: под брюками у меня ничего нет. Мои сборы напоминали метания по квартире не вполне тверезого человека. Соображая, что делать, я переодевался то в костюм, то сбрасывал его и рядился в джинсы. В конце концов, уже собравшись, нашел себя в льняных брюках и льняной рубашке. Сунув ноги в белые мокасины, я завершил наряд.