В бунгало повисла такая тугая тишина, что ее можно было резать ножом. И все расслабились, когда Орландо расхохотался и пригрозил мне пальцем.

— Ты умный парень, русский!

— Я подпишу чек за мгновение до того, как подам у стойки регистрации документы на рейс до Нью-Йорка.

Негр похлопал меня по плечу, Орландо покачал головой.

— Но что ты будешь говорить, когда тебе начнут задавать вопросы о Розалинде и дерзком русском? — спросил я, любуясь огоньком сигареты в полумраке комнаты.

— Пятьдесят тысяч долларов помогут шефу полиции Рио начать бесконечный розыск неизвестного лица, совершившего убийство русского туриста, — объяснил Орландо тоном человека, хорошо разбирающегося в мотивациях поведения представителей полиции Рио.

— Господи, я как будто и не уезжал из Москвы…

Аэропорт Рио похож на муравейник. Выражаясь языком начинающих беллетристов, можно сказать, что он был большой и шумный.

— Мне нужно позвонить.

Орландо кивнул негру, который с самого утра сопровождал меня даже на толчок, и тот поплелся следом, как мастино неаполитано Щура. Сняв трубку, я сверился с цифрами на визитке и набрал номер. Минуту трубка молчала, после чего раздался знакомый мне голос.

— Hello!

— Кэрри, здравствуйте! Это ваш московский друг Джек. Как поживаете?

— Джек! Боже мой, вы позвонили! — и, чуть глуше: — Фрэнк, спеши сюда, это Джек!..

— Вы обещали показать свой дом в Нью-Йорке, Кэрри, — напомнил я.

— Вы собираетесь в Нью-Йорк? — спросил по параллельной линии Фрэнк.

— Я буду в «Большом Яблоке» через пятнадцать часов. Хотел вас спросить, Фрэнк, не хотите ли принять в свою компанию партнера с долевым участием миллионов в семьдесят?

— Этот вопрос требует разборчивого диалога…

— Я для того и лечу.

— Тогда до скорой встречи, Джек.

И я поставил под чеком подпись за мгновение до того, как отдал регистратору билет до Нью-Йорка.

— Триста тысяч долларов, Орландо, — протягивая серый купон местному дракону, сказал я. — Было очень, очень неприятно познакомиться.

— Удачи, русский, — он хлопнул меня по плечу и, обрастая с каждым шагом свитой, пошел к выходу.

Любуясь, как тают подо мной облака, мне почему-то навернулись воспоминания Бунина о Чехове. Уже став тем, кем мы его знаем, Антон Палыч сказал Ивану Лексеичу:

— По-моему, написав роман, следует вычеркивать его начало и конец. Тут мы, беллетристы, больше всего врем… И короче, как можно короче надо писать!

Как будет выглядеть конец этой истории, я представления не имею, а потому и врать не буду. Что же касается второго совета Чехова, то я принимаю его незамедлительно.

До свидания, Рио. Здравствуй, Нью-Йорк.

For I’m sleeping under strange strange skies…

Just another mad, mad day on the road —

My dreams are fading down the railway line,

I’m just about a moonlight mile down the road…

Yeah, yeah, yeah, yeah…

— стонет в моих наушниках Мик Джаггер.

Ведь я сплю под чужим, чужим небом…

Лишь еще один безумный,

безумный день в дороге —

Мои мечты исчезают вдали,

как железнодорожные рельсы,

Я лишь где-то в миле лунного света пути…

Да, да, да, да…