От их передней линии до моста Мольтке-младший в конце Альт-Моабит – оставалось совсем ничего. А там, за серыми квадратами швейцарского посольства и министерства внутренних дел (или как его прозвала армейская разведка – дом Гиммлера) раскинулась Кёнигс-плас (Королевская площадь) со зданием германского парламента в глубине.

То, что брать этот последний оплот «германского духа» и водружать над ним победное знамя доведется воинам именно 79-го корпуса, сомнений у генерала Переверткина уже не вызывало. Но порождало – и чем дальше, тем больше – противоречивые чувства. С одной стороны, гордость, что именно его соединение будет ставить последнюю точку в этой долгой, кровавой войне. С другой – крайней озабоченности. Достаточно «тертый калач» в высоких армейских сферах, генерал отчетливо понимал, чем реально аукнется ему эта щедро дарованная судьбой историческая миссия. Как задолбают его теперь своим повышенным вниманием не только командующий армией, но и фронтом. Сколько времени, сил, нервов отнимут у него их чуть ли не поминутные «Приказываю незамедлительно…», «Исполнение доложить!», «Почему топчетесь на месте?»

Но ведь ситуация требовала максимальной концентрации на решении совсем других вопросов. В цепи непрерывных штурмовых действий никакие, даже самые результативные, действия артиллерии и танков заменить пехоту не могли. А та в изнурительных и кровопролитных уличных боях выбивалась не по дням, а по часам. Так что ее срочно требовалось усиливать. Причем не только за счет пополнения и ввода резервов второго, третьего и даже четвертого эшелонов, которые тоже, между прочим, «не резиновые». Но прежде всего более слаженными, точно выверенными в быстро меняющейся обстановке ударами по противнику. Особенно в заключительной фазе наступления. Осуществить это без дополнительных «глаз и ушей» на передовой, непосредственно докладывающих обстановку прямо сюда, в штаб корпуса, вряд ли удастся.

А тут еще весь этот «политес» с водружением знамен Военного совета! Конечно, о том, что кто-то под смертельным шквалом огня должен ухитриться оказаться с одним из них в нужное время в нужном месте – должны позаботиться те, у кого они находятся. То есть в самих дивизиях. Но где гарантия, что в пылу и суматохе боя такой важный военно-политический вопрос не будет пущен на самотек?

«Политический аспект» вопроса натолкнул генерала на мысль «размять» его с начальником политотдела корпуса полковником И. Крыловым. Бывший пулеметчик-чапаевец, сын ивановских ткачей, тот был не просто биографически и по происхождению лично близок комкору. Переверткин ценил полковника за живой, цепкий ум. А еще за отнюдь не кабинетный, чапаевской закалки характер. Уж сколько тот имел ранений и контузий: другой на его месте уже давно осел бы глубоко в тылу, на непыльной политвоспитательной работе. А Крылов, преодолев и недуги, и сопротивление врачей, вновь и вновь возвращался в строй, в действующую армию.

Словом, одна голова хорошо, а плюс мнение толкового начальника политотдела – еще лучше…

Правда, окончательного решения их недолгая беседа не дала. Но кое на что натолкнула. В частности, решили подстраховать прижившиеся в дивизиях знамена Военного совета армии своим собственным, корпусным стягом. Глядишь, в случае чего на статус «победного» он вполне сгодится. А исполнение поручить как раз специальной группе, а лучше даже двум, которые совместят в себе сразу три ипостаси: легкую штурмовую, корпусной разведки и «знаменосную». Добровольцы на это рисковое задание найдутся. Главное – поставить во главе групп толковых, проверенных в деле командиров.

Поэтому, не откладывая дело в долгий ящик, Переверткин вызвал двух офицеров, которых он неплохо знал лично и, стало быть, мог больше, чем на других, положиться.

Этими двумя были его личный адъютант майор Михаил Бондарь и старший офицер связи штаба корпуса Владимир Маков.

Подозвав срочно прибывших к развернутой на столе карте, Переверткин сразу же «взял быка за рога»:

– Вот, смотрите, ребята: здесь Рейхстаг. Мы с полковником приняли решение сформировать две штурмовые группы – человек по 20 каждая. Посоветовались и решили назначить командирами групп вас. Как на это смотрите?

Ну как? Понятное дело: кто же из нормальных, уже изрядно повоевавших на передовой офицеров, попав в штаб, снова не рвется «на передок»? Особенно, когда вот-вот – и дожмем Гитлера…

Так что ответили дружно:

– Конечно, пойдем! (Из радиорассказа В. Макова.)

Да еще каблуками щелкнули. С чувством благодарности за доверие, так сказать…

Поставленную задачу – действовать в боевых порядках подразделений первого эшелона (Макову со 150-й стрелковой дивизией, Бондарь уходил в 171-ю) и водрузить красный флаг над поверженным Рейхстагом – приняли со всей серьезностью. Благо дело, конечно, стоящее, геройское. Вот только шансов исполнить и живым-здоровым остаться маловато.

Но война есть война. А долг есть долг. «И если не я, то кто?»

Словом, быстренько для себя поставили на этой теме точку. И лишних вопросов, например, что за флаг – задавать не стали. Это политотдела головная боль. А им что доверят, то и понесут…

А вот составом групп не преминули озаботиться – тут с кем в бой пойдешь, то и «пожнешь». Тем более что поручение из серии «поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что».

…Генеральский ответ обнадежил: добровольцев решили, в основном, набирать из артиллерийской разведки. С одной стороны, больше-то и неоткуда: у «пушкарей» в личном составе самые маленькие потери оказались, да еще и фронт в последний момент выделил армии из своего резерва шесть артиллерийских бригад. С другой, ребята в артразведдивизионах подбирались, как правило, надежные, обстрелянные. На задании они привыкли к самостоятельности. И в любых «нештатных» ситуациях действовали дерзко, слаженно, умело…

Отдав необходимые распоряжения офицерам и отпустив сначала их, а потом полковника Крылова, Переверткин снова склонился над картой.

Похоже, создание двух подвижных спецгрупп в первом эшелоне – неплохое решение. При штурме они, конечно же, ловчее со знаменем просочатся. Да и до решающей атаки еще при перемещениях в боевых порядках нужное дело сделают. Обеспечить их надежной связью со штабом – и чем тебе не собственные «глаза и уши»? Прямо с линии огня. С информацией, можно сказать, из первых рук…

Сейчас на этой линии сражались батальоны 150-й дивизии.

Связавшись ближе к ночи с Шатиловым и уточнив, что батальоны его 756-го полка уже захватили тюрьму Моабит и готовы продвинуться в глубь одноименного района, Переверткин поставил новую задачу: выйти к реке Шпрее в северо-восточной части парка Тиргартен.

На следующий день, 27 апреля, когда передовые части 79-го корпуса проделали примерно половину отмерянного им командиром корпуса пути, а сам Переверткин передвинул свой КП в стены отбитой накануне у врага тюрьмы Моабит, в расположении поддерживающих его соединение нескольких артбригад шел отбор добровольцев.