Эстре стряхнула песок с форменного пиджака и шагнула вперед. Видеть ее такой было необычно, непривычно, и вообще. Рыжие тугие колечки волос, сверкающие глаза, упрямо сжатые губы.

— Я, кажется, сказал: уходи, — Валентайн повернулся снова. Брови сдвинуты, взгляд как ночная буря, того и гляди снова хлестнет тьмой. Наотмашь.

— А я не хочу. И я тебе не подчиняюсь. — Эстре зашла в воду прямо как была, в форме. Приблизилась, положила руки ему на плечи, но за миг до того, как она поцеловала бы его, меня вернули обратно в реальность. Мираж воспоминаний развеялся перед глазами, и я изумленно уставилась на стоявшего передо мной Валентайна. Разумеется, того, к которому я привыкла, а не того, кого видела только что.

— Амильена стала для меня своеобразным якорем, — произнес он. — Мостиком между двумя мирами. Да, Лена, мы были любовниками, но друзьями — гораздо больше. И, прежде чем ты выдашь с десяток ехидств по поводу укрепления нашей дружбы, сейчас между нами ничего нет. Не было и в ту ночь. Когда ты заглянула ко мне и увидела ее.

— Правда? — Я сложила руки на груди. — А что, прости, это тогда такое было, если не очередное укрепление вашей дружбы?

— Она ночевала у меня в комнате.

— Невероятно! Как трогательно!

— Потому что я хотел сделать тебе больно. Так же больно, как ты сделала мне. Хотел тебя оттолкнуть, потому что наши отношения ведут меня к краю.

— Хотел? У тебя получилось. Доволен?! Нет больше никаких отношений, которые подведут тебя к краю, а насчет сделать больно — будем считать, что мы в расчете.

Я развернулась в поисках двери, через которую отсюда можно было выйти. Честно — лучше бы он сказал, что бурно трахал ее всю праздничную ночь во всех позах. Это я по крайней мере могла пережить, это, а не то, что он выдал. Все-о-о-о, с меня хватит!

Дверь обнаружилась чуть дальше, в небольшом таком флигеле, к которому я и устремилась. Или, почти шагнула, потому что Валентайн перехватил меня сзади и прижал к себе.

— Лена, — выдохнул он, скользнув дыханием и моим именем по коже, как лаской. — Лена. Лена-Лена-Лена… мы с тобой наделали столько ошибок. И я безумно хочу все исправить.

Глава 17

Исправить он хочет!

— Валентайн!

Мне было невыносимо спокойно в его руках. Мне так давно и ни с кем не было спокойно, но оставаться там дальше — значит, предавать себя. Ведь я, по сути, для него девочка, которую можно оттолкнуть. Которую можно приблизить. Которой можно сделать больно. Постфактум сказать, что ты хочешь все изменить — и что?

— А завтра ты опять захочешь сделать мне больно, — отрезала я. — Тот факт, что через несколько месяцев ты попытаешься все исправить, ничего не изменит. Эстре была права, Валентайн. Тебе проще отталкивать всех, чем открыться по-настоящему. Чем перешагнуть через свое прошлое, через свою силу, которой ты придаешь слишком большое значение. Темная магия, может быть, и сильна. Но она не сильнее того, на что способен любой из нас… во имя любви. Прости, но то, что ты мне предлагаешь — не про любовь.

Он разжал руки, и я отступила. Повернулась.

Не стоит убегать, это правда. Я же шла, чтобы расставить все точки над «i» здесь и сейчас. Во время ужина.

— Я перееду в Академию, — повторила я. — Пока, до конца учебного года. Сдам все экзамены, потом найду жилье. И потихоньку верну тебе все, что потратила. Пока могу отдать все, что сейчас есть. Чтобы…

— Считаешь, что я дал тебе магию, Лена, чтобы ты ее мне возвращала?

Он смотрел на меня, и мне невыносимо хотелось вернуться в его объятия. Просто чтобы закрыть глаза и забыть все, что было, но я сказала правду — пока Валентайн не решит, что темная магия — это всего лишь магия, пока он зациклен на планах отца, на черной страсти, на том, что я — попаданка, ничего у нас не получится.

— Не знаю, — я пожала плечами.

— Я знаю. Не для этого. Я никогда не дарил тебе ничего, чтобы потом забрать. Ты ничего мне не должна.

Почему-то от этих слов стало особенно горько. Наверное, гораздо проще расставаться, когда бойфренд истерит и требует вернуть даже трусы, которые подарил тебе для романтической ночи, которая не состоялась. С другой стороны, Валентайн никогда не был мне бойфрендом. Мы просто жили в одном доме, я носила его кольцо. Носила… ношу. Кстати, о кольце.

— В Академии я под защитой. С ректором Эстре я договорюсь, буду либо уходить на время прибытия неприкосновенных, либо что-то еще…

— Я поговорю с Эстре сам. Проблем с переездом у тебя не будет.

Ладно. Хорошо. Он не против.

— Кольцо…

— Кольцо будет на тебе по меньшей мере до завершения слушания. Потом решим, что с этим делать.

— Хорошо.

Я собиралась уйти, но он кивнул.

— Ужина это не отменяет, я надеюсь.

— Зачем? — я все-таки это спросила.

— Я не могу тобой надышаться, Лена, — он почему-то улыбнулся, — но я все же попробую.

Это точно было неправильно, но я все-таки позволила проводить себя к столу, отодвинуть для себя стул. Хотя в наших с ним отношениях все изначально было неправильно, так что теперь. Удивительно, но именно сегодня, на грани расставания, я поняла, что по ощущениям знаю его целую жизнь, хотя не знаю о нем почти ничего.

— Та девочка, — спросила я, когда Валентайн сел напротив меня. — Кто она?

— Элея. Мать бросила ее, когда ей было два с половиной, сбежала с каким-то моряком. Девочку подобрала банда, сначала ее использовали, чтобы собирать деньги — сажали рядом с грязной оборванной женщиной, женщине и ребенку всегда подают лучше. Потом, когда она чуть подросла, лет в пять, она уже промышляла самостоятельно. За хороший «улов» ее кормили и не били. Я оказался рядом, когда она попалась. Мужчина хотел сдать ее стражам, я дело замял. Так Элея оказалась в приюте Женевьев, правда, после основательного разговора со мной. Она сама хотела сбежать от банды, но боялась, потому что тех, кто пытался уйти до нее, находили с перерезанным горлом. Там было много детей, в основном они использовали детей. Они и до нее попытались добраться.

Он замолчал.

Я не стала спрашивать, что случилось. По моим ощущениям, банды больше не существовало, и что-то мне подсказывало, что я не захочу знать, как они отправились по ту сторону. Странное дело, раньше я все воспринимала по-другому. Раньше я бы стала задавать вопросы, выяснять, наверняка ужаснулась бы ответу. Сейчас же я поняла, что Валентайн просто поступил так, как он поступил.

Сделал то, что сделал. Так, как посчитал нужным. С теми, кто использовал детей в своих гнусных целях случилось то, что случилось.

Валентайн предложил мне вино, но я отказалась. Попросила воды. В итоге теперь свечи раскаляли его напиток до насыщенно-бордового, а мою водичку просто слегка согревали отражением огоньков на фитилях.