Впрочем, алеги не думал надолго задерживаться за этим благим делом. Думал сразу же улизнуть, когда представится возможность. Тихо и незаметно, совершенно не привлекая внимания. Благо, у него хорошая практика в таких вопросах. Как бы то ни было, пока путнику приходилось терпеть.

Одно плохо – ему безумно хотелось курить, но времени на любимую привычку катастрофически не хватало. У него свело горло от нехватки никотина, а голова стала напоминать замоченное белье недельной выдержки. Хорошо хоть остального благоухающего букета ждать пока не приходилось, но если так пойдет дальше, то и он окажется в пределах досягаемости.

Смешно сказать, но Ласточка еще ни разу не присел, что для него было немного необычно. Из-за этого он едва не пропустил послание от Бора. Тот, в очередной раз, поставил алеги в известность, что от полетов он на сегодня избавлен. Экая шутка, учитывая, что у путника и так законный выходной. Так что маленькая эскадрилья улетела без него, хотя истинный был, в общем-то, не прочь приобщиться к покинувшим родные пенаты пилотам. Летать все-таки не так утомительно, нежели заниматься подобным почтительно-благородным делом.

Небольшая передышка, и, пока его еще никто вновь не загрузил великими деяниями на благо родного отечества, Ласточка решил по-тихому уйти. Безоговорочно слинять прочь подальше от всей этой кутерьмы. Все-таки в какие-то века у него законный отдых.

Истинный, стараясь не попадаться на глаза охваченному чувством глобального патриотизма персоналу, попытался втихую скрыться, приняв вид невероятной озабоченности. Обычно такое у него всегда прокатывало. Главное – не встретить ни Сигурда, благо тот в операционной, ни Большого Тома, систематически поглядывавшего на него, ни кого-либо из других служителей скальпеля и бинта. Те такие же мастаки пригрузить брата ближнего.

Ласточка, совершенно не удивившись, уступил дорогу только что прибывшим союзным лекарям. Незаметно провел их взглядом. Хмыкнул про себя.

Его не коробило их присутствие. В целом – без разницы, кто тебе оказывает помощь, главное – чтобы этот кто-то делал свое дело толково и своевременно. К тому же пострадавших слишком много. Хотя Путь и славится своими мастерами, однако сейчас он вряд ли способен вовремя обслужить всех пострадавших.

Теперь-то уж точно нельзя упускать возможности скрыться, так как все его незримые надзиратели будут еще больше озадачены и заняты, а следовательно – на какое-то время он уж точно перестанет быть объектом пристального внимания. Вот так удача.

Путник ловко перемещался по переполненному залу. Было удивительно, как быстро обычно пустующее медицинское крыло наполнялось постояльцами. На глазах Ласточки общая палата ускоренными темпами превращалась в полноценный лазарет. На койках лежали пострадавшие. Кто в перевязи, кто с неглубокими следами порезов, магическими ранами, следами ментального боя, ожогами. Все вокруг шумело. У истинного создалось ощущение, что он попал в выходной день на рыночную площадь Общего этажа. Стоял гул. Повсюду сновали лекари и их помощники, такие же волонтеры, как и сам алеги, а теперь еще к ним присоединились союзники. Вот тебе и кашеварня в полном расцвете от бурлящей воды.

Повсюду пахло ссохшейся кровью, жжеными волосами, гнилью и удушающим запахом формальдегида. С наветренной стороны тянуло фимиамом – кто-то решил запалить благовония, отгоняя злых духов. Точно в отместку недалеко от Ласточки разбилась склянка со спиртом. Жидкость разлилась по полу, а женщина, одетая в белое, ахнула. Резкий запах ударил ему в ноздри. Пробрал своим неприятием. Путник неуверенно качнул головой. Послышались сдавленные всхлипывания. Шепот, уговоры и в открытую звенящие голоса – все перемешалось. Голова шла кругом от шума. Отдернутые повсюду занавески гнали прочь ощущение уединенности и личного горя. Все становилось общим, выставленным на всеобщий показ. Только кое-где шторки-перегородки все же прикрывали своих обитателей. Особые случаи.

– Эй, Ласточка, что здесь творится? – кто-то окликнул его.

Алеги нехотя обернулся. Нутром знал, что ему предстоит очередное благое дело во спасение мира.

Каково же было его удивление, когда перед ним возникло трое здешних гильдийцев. Двое истинных и ходячая фортуна во плоти. Ну, надо же, какая встреча.

Распаленный Ветерок с интересом оглядывал Ласточку. Видно было, что путник не успокоится, пока не заелозит разговорами того несчастного, которого видел сейчас перед собой. Уж он такой. Если вдолбит себе что-то – будет нудить, доставать, но все-таки вырвет щипцами нужную ему информацию.

– Долго объяснять, – негромко ответил ему серокожий путник.

Чесать языком о том, каких предположений по поводу случившегося наслушался алеги, настроения не было. Времени и так мало, а ему еще нужно выбраться отсюда.

За время, проведенное в медицинском крыле сначала в качестве пострадавшего, а затем в роли безвольного добровольца, единственное, что он понял из тех немногих обрывков фраз, дошедших до него, так это то, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Одни говорили, что на них напали разведывательные силы ударных отрядов ореан, прорвали посты Границы и ударили по Лабиринту; от одного стража он слышал об огненной буре на западе, которая бывает раз в сотни лет; некоторые поговаривали, что это был сбой в обеспечении поддержки защиты, кто-то даже заключил, что круги полей сняли из-за того, что у «Эллиса» было сердце; кто-то доказывал ему с пеной у рта, что это был демон прямиком из их родной Резервации, оставшийся здесь как опытный образец еще с незапамятных времен; а один миротворец вообще заявил, что это теракт безгильдийной молодежи в отместку за ущемление их прав. Вот такая вот окрошка выходила, и поэтому объяснять бытующие в общей массе мнения Ласточке было как-то неохота.

– Посторонись, – заорал на них круглолицый миротворец, идущий с бригадой помощников в сторону операционной. – С дороги!

Каталка с пострадавшим двигалась за ними след в след. Путники отпрянули, стараясь не зацепиться о движущийся кортеж.

– Эй, откуда здесь союзники? – ошалело провел их взглядом Крыса.

– Вот тебе и дождик, – нахмурившись, заговорил Ветерок, украдкой поправляя свою эспаньолку.

– Но почему все у нас? – На резонный вопрос длинноволосого путника не находилось ответа.

– Это не по Закону, – праведно возмутился Андрейко, видя как стражи, миротворцы и камнедержцы отвоевали себе место под вечными ветрами Пути. – Так не должно быть!

– Он прав, это не правильно, – уверенно поддержал его Крыса. – Мы должны что-то сделать. Ведь есть Закон!

Ласточка с огромным удовольствием высказал бы свой взгляд на жизнь этому эрони-полукровке, но не захотел. Отчасти потому, что давно перестал смотреть на мир сквозь розовые окуляры, а отчасти просто потому, что не любил эрони. И если первое в его жизни пришло с опытом, то от второго он просто не мог избавиться, хотя прекрасно понимал, что Крыса все-таки полукровка и едва ли имеет отношение к реальному эронийскому воинству. Тут уж спрос никакой – у этих ребят такая особенная черта практически отсутствует. Вот только у чистокровных алеги и эрони все как раз по старинке. Их взаимная ненависть весьма архаичное занятие, давно передающееся из поколения в поколение где-то на уровне генетически заложенной системы поведения. Тут уж ничего не поделаешь. Жители Окраинных земель несколько столетий подряд воевали с гномами, а потомки гохритов убивали друг друга едва ли не с того самого момента, как появились. Так что хотя нынешние политики Третьего мира и эронийского царствия торжественно клялись друг другу в вечной верности, их радужные братания едва ли могли что-то исправить в сложившемся порядке вещей. Единственное, чего они добились – в открытую уже никто никого не оскорблял, не пытал и даже не пускал кровь. Между расами возникли шаткие, отдающие морозом отношения, но и это был успех.