Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И все равно, Федор, не верю я им! Поэтому лучше поступить так. Ты отдашь мне наличку, и я уйду! Не надо мне никаких заграниц, и шика особого не надо. Со ста штуками я и в России укроюсь неплохо.
– Что-то ты, Витя, раньше по-другому пел. О шикарной жизни мечтал. А как эта жизнь оказалась такой близкой, решил отказаться от всего? С чего бы это?
– Я уже сказал, не верю им! На зоне мне пришлось многое повидать. И многих. Были там и такие душегубы, которым человека на нож поставить так же легко, как клопа раздавить. У Омара такой же безжалостный и безразличный взгляд, как и у тех, кому человеческая жизнь – пыль. Признаюсь, боюсь я его! Вернется и прикажет своим наемникам завалить нас! Деньги заберет, паспорта сожжет, а чековая книжка может фуфлом оказаться. Ни ты, ни я в этом ни хрена не соображаем. И все дела! Будет нам жизнь шикарная в какой-нибудь яме или прямо тут, в церкви. А лучше, Федор, вдвоем свалить. Уйдем лесом, в нем же и затаимся на время. Потом в тайгу подадимся. С бабками и артель свою сгондобить можно, хочешь, рыжье ищи, хочешь, песца бей. В тайге свои законы, и жить там можно не хуже, чем на каких-то задроченных Канарах. Я знаю, что говорю. А, Федор?
Басов взглянул на Каштанова:
– И девятьсот штук на ветер выбросить? Ты хоть понимаешь, какие это деньги?
– Понимаю! Бобы большие, слов нет, но жизнь дороже.
– Ни хрена ты не понимаешь!
– Ну тогда давай мне баксы, пойду я! Себе оставь на дорогу, остальное отдай. И линяй за бугор с Омаром. А девятьсот штук можешь все себе забрать, я не в претензии.
Бывший начальник караула задумался, положив руку в боковой карман куртки. В карман, где лежал кинжал, переданный ему Омаром. Делая вид, что обдумывает предложение подельника, Федор на самом деле думал о том, как лучше всадить клинок в сердце Каштанова.
Он поднялся:
– Ну хорошо, Каштан! Ты свой выбор сделал, и помешать тебе я не могу! Но деньги разделим пополам!
– Чего жмешься? Тебе и так почти все достанется.
– Это почти все еще получить надо, а до этого вы-браться из страны. Так что получишь 50 штук. И можешь валить куда хочешь.
Каштанов тоже поднялся:
– Ладно! Отстегивай долю! Только уговор, Омару ни слова, в какую сторону я пойду. Хотя… один хрен, этим наемникам в лесу меня не взять! Давай деньги.
Басов прошел в угол, вытащил дорожную сумку. Из нее – пакет, отсчитал половину находящихся в нем пачек, бросил свою часть в сумку, пакет же передал подельнику.
Каштанов, приняв доллары, сел на бревно у костра, начав считать купюры, разрывая пачки.
Видя, что подельник поглощен подсчетом доли, Басов медленно зашел к нему за спину. Вытащил нож. Собравшись с духом, сделал резкий взмах, целясь Каштанову в левую сторону спины. Но… вместо того, чтобы почувствовать, как сталь входит в тело, пролетел мимо Каштана и, споткнувшись о бревно, упал рядом с костром. В следующую секунду почувствовал на себе вес того, кого хотел убить.
Каштанов перехватил нож, зажав горло бывшего товарища плотным захватом.
– Что, сука? Убил, тварь? Вот какая твоя плата за то, что я сделал? Все решил себе забрать? А меня в расход, мразь? Я тебя давно раскусил. Не зря по лагерям чалился, опыт приобрел. Ждал, когда же ты дернешься? Вот и дождался. Молись, Федор Васильевич, последние секунды тебе жизнь отсчитывает.
Басов с трудом прошипел:
– Погодь… Каштан, не убивай!.. Я… не хотел… бес попутал… все отдам, Каштан!.. Не убивай!
Каштанов усмехнулся:
– Я и так все заберу!
– Нет… нет… Каштан… у меня еще есть… деньги еще есть… недалеко… в Валуе.
– Деньги, говоришь?
– Да, да, деньги и золотишко… кой-какое… от родителей и предков досталось.
– У кого хранишь в Валуе?
– Скажу, все скажу, только отпусти!
Каштанов ослабил захват. Резко поднялся, держа нож в руке. Следом поднялся и Басов.
Он старался не смотреть в глаза бывшему подельнику.
– Деньги и побрякушки у одной бабы.
– Адрес?
– Э… сейчас… короче, Валуй, бывшая улица Дзержинского, дом 17… квартира 2.
Каштанов неплохо знал Валуй. Да, улица Дзержинского там была, правда, сейчас она называлась по-другому. Но это неважно. Важно то, что улица эта оканчивалась частным домом под номером 15. Следовательно, Басов лгал.
Каштанов не подал вида, что раскусил Басова, спросил:
– И сколько там бобов?
– Деньгами немного, тысяч тридцать в баксах, а вот драгоценностей, пожалуй, еще на сотню наберется.
– Так мне твоя подруга и отдаст их!
– Отдаст. Я записку напишу. Прямо сейчас! Клянусь всем святым, отдаст!
– Что ж, пиши свою записку.
Басов полез во внутренний карман, видимо за блокнотом и ручкой. И в это время Каштанов нанес ему первый удар в живот. Клинок по рукоятку вошел в тело обреченного Федора Васильевича. Тот широко раскрыл глаза, прошептав:
– Ты что? Я же…
– Это тебе, Федя, за всю твою мерзопакостность!
А на те деньги и побрякушки, что хранятся в Валуе, пусть твоя баба закатит тебе шикарные похороны!
– Каш…
Каштанов выдернул нож, сделал шаг назад и наотмашь полоснул клинком по горлу Басову.
Федор упал, схватившись за широкую рану, из которой толчками пошла черная кровь. Захрипел, зрачки закатились, тело пробила конвульсия.
Каштанов, бросив нож в костер, положил пакет в сумку уже мертвого подельника и вышел из церкви.
Бойцы первой штурмовой группы, контролировавшие село Ильинское, вернее, остов церкви, как только из нее ушла боевая группа Омара, отключили дистанционное прослушивающее устройство, посчитав, что ничего важного из разговора двух местных сообщников террористов не узнают. Они контролировали церковь, но не могли знать, что происходит внутри полуразрушенных стен. Поэтому и не вмешивались в разборку между Басовым и Каштановым. И только когда из остова появилась фигура одного из бандитов, старший группы слежения вызвал на связь своего непосредственного командира:
– Ворон! Я – Селение-2! Срочный вызов!
– Что у тебя?
– Из Ильинского, по-моему, собрался линять как минимум один из двоих подельников Омара!
– Мне сейчас некогда, прапорщик! Действуй по обстановке. Если бандюки попытаются скрыться, остановить их! Все! Отбой!
Прапорщик переключился на напарника:
– Костя! С моей стороны, похоже, наши клиенты собрались покинуть базу! Пока на выходе один. Приказ Воронцова не допустить их отхода! Сближайся с собором и входи в него. Я перекрою свою сторону!