Рис. 46. Римский пир

Вести замкнутую жизнь дома также было опасно для видного римлянина, потому что тогда императорская клика тотчас же начинала подозревать его в недовольстве. Чем состоятельнее был человек, тем большему риску он подвергался, потому что в случае, если он будет осужден, император может конфисковать его имущество. Доносчик также ожидал от этого свою долю. Более предусмотрительные и серьезные состоятельные провинциальные семейства поэтому держались подальше от Рима ради собственной безопасности и спокойствия духа, а также ради морального блага своих детей. Плиний, после того как навестил одного своего талантливого соседа в сельской местности, сетовал о том, что много ученых мужей ведут затворническую жизнь и удалились от мира, ссылаясь на свою скромность и предпочтение тихой жизни.

Поэтому беседа вокруг изысканных обеденных столов вращалась вокруг любовных интрижек, разводов и домашних скандалов других членов общества – тем, разбавляемых анекдотами и шутками.

Степенное, здравое и серьезное отношение многих римлян к жизни, особенно среди римлян старой школы, столь характерно, что мы склонны забывать их насмешки и юмор, как и нередкие проблески сарказма и мудрости, которыми они оживляли свои дни и пиры. Многие из них были очень прямыми и грубыми. Скорее в манере сегодняшних простых, некультурных людей они, казалось, считали любую личную чудаковатость чрезвычайно смешной. Следовательно, теперь большое число их колких, остроумных высказываний сочли бы шутками в довольно плохом вкусе. Такие характеристики пришли к нам через века в фамилиях, некоторые из которых означают определенную отличительную черту далекого предка. Агенобарб – «рыжебородый», прозвище, которое закрепилось за кланом Домициана; Бальб – «заика», Клавдий – «хромой», Плавт – «плоскостопый», Павел – «маленький», Красс – «жирный». В некоторых фамилиях фигурировали названия животных: Азиний – «осел», Порций – «свинья», Апер – «кабан», Вителлий – «теленок»; названия растений – в других: Цицерон – «горох», Сципион – «лук», Туберон – «трюфель». Все это скоро перестало казаться смешным по мере того, как люди привыкали к этим прозвищам. За обеденным столом с удовольствием повторялись остроумные реплики городских и высокообразованных людей, таких как Цицерон, который также не смог устоять, чтобы не подшутить над внешностью других. Когда он увидел, как его зять Долабелла, который был очень невысок, идет, таща за собой большой меч, он осведомился: «Кто посмел привязать моего зятя к этому мечу?» Он даже не пощадил своего брата Квинта, который также был небольшого роста. Когда ему показали его бюст, больше натуральной величины, сделанный в то время, пока его брат занимал должность претора в Малой Азии, он сказал, что эта часть в два раза больше целого. Политические волнения, в которые он оказался погружен, когда республиканские свободы были уничтожены, не сломили его духа. Он направлял свою язвительность как на Помпея, которого поддерживал, так и на Юлия Цезаря, которому противостоял. Когда Помпей даровал римское гражданство галлу, Цицерон сказал о нем, что он смешной человек – дает иноземцам новую родину, а римлянам никак не может вернуть их собственную. Когда Помпей спросил его, где был Долабелла, его зять, в борьбе против Цезаря, дочь которого, Юлия, доводилась женой Помпею, быстрый ответ Цицерона был таков: «С твоим тестем». Помпей не оценил этих умных острот. В том же духе, при встрече с человеком из Лаодикеи[39], направленным послом к Цезарю, чтобы просить того вернуть свободу его стране, Цицерон попросил его, в случае если тот преуспеет, попытаться сделать то же самое и для римского народа. Цезарь не слишком негодовал по поводу его остроумных реплик и обычно любил их слушать; в многочисленных застольных беседах они пользовались большим успехом.

В дни ранней империи не все римляне научились быть униженными рабами. Пируя с торговцем Торонием Флакком, Август пришел в такой восторг от музыки, исполняемой его рабами, что велел раздать им по мере зерна вместо денег, которые обычно раздавал в подобных случаях. Когда вскоре после этого он попросил Торония одолжить ему этих рабов, то получил ответ: «Они на мельнице».

Легкомысленная дочь Августа Юлия была знаменита своим острым умом. Бранимая отцом за посещение гладиаторских боев в окружении веселых молодых щеголей, в то время как ее мачеха Ливия находилась в сопровождении серьезных людей своего возраста, она отвечала: «Они тоже состарятся, когда состарюсь и я». Однако судьбой ей не было уготовано дожить до глубокой старости. Многие из сохранившихся высказываний о ней и о других римлянах сейчас были бы рискованными даже по сравнению с анекдотами, рассказываемыми в курилке. Таковы были непристойные, откровенные высказывания простых людей. Солдаты, сопровождающие своего победоносного главнокомандующего на римском триумфе, гости на свадьбах и похоронах, казалось, считали, что случай требует некоторого чрезвычайно вульгарного, смачного сопровождения, причем чем непристойней, тем лучше. Легионеры Юлия Цезаря выкрикивали среди других унизительных реплик о своем триумфаторе-военачальнике[40]:

Прячьте жен: ведем мы в город лысого развратника.

Деньги, занятые в Риме, проблудил ты в Галлии!

Император Тиберий Клавдий Нерон был провозглашен «Биберием Калдием Мероном»[41]– «пьяницей, любителем подогретого неразбавленного вина». «Тиберия – в Тибр!» – еще одна форма приветствия. Невозможно в столь кратком изложении привести много примеров проницательных острот римлян всех социальных слоев, направленных в адрес их правителей и друг друга. Как уже говорилось о некоторых подобных современных шутках, они похожи на хорошую горчицу, которую вы хвалите со слезами на глазах.

Когда застольная беседа вращалась вокруг общих тем, таких как средства от болезней, повадки животных, обычаи в других странах, чудеса природы и так далее, она зачастую могла показаться столь странной и причудливой, что если бы мы ее услышали, то подумали бы, что собравшаяся компания, определенно, является сборищем пациентов сумасшедшего дома. Ведь римляне обменивались идеями за много веков до становления науки. Вряд ли у кого-то было понятие о научных методах и точное понимание причинно-следственных отношений в мире природы, как мы их знаем сейчас, за исключением, возможно, проблесков интуиции некоторых знатоков греческой литературы или же очень немногочисленных исключительных людей. Немногие из присутствующих на пиру были начитанными или критически относились к прочитанному, и почти совсем никто не знал и не предпринимал какие-нибудь эксперименты или исследования, чтобы подтвердить или отвергнуть экстраординарные понятия, которые со всей серьезностью излагали несколько мудрецов, возлежавшие по трое вокруг столов.