ты рассказал, возможно… Ты помнишь, что именно было написано на листке, который ты нашел?

Помнил ли я? Я с первого дня запомнил все до буквы, хотя и не видел в записи никакого смысла. Эрнест протянул мне ручку, и на обороте листка с рассказом Кокса я написал: “Приор. С. А19. Барселона. Уругвай. М2. П4. К14”. Я подвинул листок обратно. Они прочитали вдвоем.

– Так я и думал, – сказал Эрнест, пока Геллхорн перечитывала написанное.

– Что это означает?

– Я кое-что слышал…

– Кое-что?

– Слово “приор” часто используется в кругах спецслужб или…

– Среди шпионов, – пояснила Геллхорн.

– Среди шпионов? Мой отец?

– Ключ ко всему – “Уругвай”. Хорошая новость в том, что в данном случае это не страна, а корабль.

– Корабль?

– Да, большой корабль. А плохая новость в том, что это не просто корабль. На самом деле их даже два. Они стоят в барселонском порту. “Уругвай” и “Аргентина”.

Я ничего не понимал, так что Геллхорн добавила:

– Не хватало места, и взяли два стоявших в порту корабля, чтобы разместить там политических заключенных и просто влиятельных людей.

– Заключенных?

– Это тюрьма, Гомер.

– И очень строгая, – сочувственно подытожила Геллхорн.

– Насколько я понимаю, – продолжил Эрнест, – “С” – это палуба, “А” – это отсек, а 19… номер камеры?

Геллхорн согласно кивнула.

– И все это время отец был здесь, рядом?

– Я не знаю, Гомер. Эти заметки больше похожи на инструкцию.

– И очень точную, – подчеркнула Геллхорн.

– Может быть, твой отец должен был кого-то вытащить оттуда или…

– Или кого-то убить, – изрекла Геллхорн, отхлебывая кофе.

Я напряженно перебирал воспоминания, подсказки и догадки. И в центре всего был отец. Лучше и быть не может. Он в Барселоне. Совсем рядом. Стоит руку протянуть…

– Мне нужно идти.

– Это опасно, дружок. Франкисты почти у ворот. У республиканцев мало солдат, они спешно отступают и постараются ничего не оставить после себя. Понимаешь, о чем я?

– Никаких свидетелей, – пояснила Геллхорн на случай, если я не понял.

– И потом, нужно мыслить разумно. Прошло много времени.

– Год, месяц и пять дней с нашей последней встречи. Всего лишь. Всего!

Я благодарно обнял Эрнеста. Они знали, что не смогут разубедить меня, – да, думаю, и не собирались.

– Удачи, приятель.

– Спасибо, Эрнест. То есть, простите, сеньор…

– …Хемингуэй. Но можешь звать меня Эрнест, если хочешь. Ты обыграл меня в мою собственную игру, – улыбнулся он.

– Хотя я не слышал вашего рассказа.

Хемингуэй озорно посмотрел на меня.

– И не услышишь. Я проиграл, но не поступлюсь достоинством, – сказал он с деланым пафосом. – Добавлю одно: пусть тебе повезет, мой юный друг. – Он разгибал по одному пальцу на каждое слово, показывая, что слов шесть.

Это был невероятно обаятельный, выдающийся во всех смыслах человек. Затем настала очередь Геллхорн, она поцеловала меня, как поцеловала бы старшая сестра, и предупредила:

– Завтра немецкая авиация начнет бомбить город. Налеты будут непрерывными, порт – одна из целей. У них якобы есть информация, что республиканцы отправили два транспорта с солдатами на защиту Барселоны, но это не так. Это финальная зачистка перед триумфальным входом в город. Делай, что тебе нужно, но потом найди надежное место, укройся там и не выходи, пока город не займут. Все это уже заканчивается, Гомер.

Я обнял ее и выбежал из отеля, в голове стучало одно слово: Уругвай, Уругвай, Уругвай.

11. Хранитель медальона

Я выскочил из “Мажестика” и понесся по улице, думая только об отце, и, лишь перебежав дорогу, заметил, что я налегке. Гитара! Проклятье! Я не мог бросить ее после всего, что мы вместе пережили. Я вернулся и, прежде чем дверь перестала вращаться, вышел опять, но уже с гитарой за спиной. Улица была пустынна. Барселона притихла, понимая, что конец войны близок.

Я с разбегу скользнул по льду за угол, и тут меня попытались удержать четыре мускулистые руки. Я летел на такой скорости, что сбил с ног одного из нападавших и покатился по тротуару, сцепившись со вторым. Псы Эммета!

Я вскочил на ноги и пнул ближайшего ко мне, когда он попытался встать. Мне было не до шуток. Я хотел убежать, но другой ражий идиот догнал меня. Я не отступил. Шагнув навстречу, я изо всех сил ударил его кулаком в лицо. Тот только слегка качнулся, и тут уж я не знал, что делать. По моим прогнозам он должен был рухнуть наземь. Он отвесил мне оплеуху, от которой у меня задрожали колени. Я слышал только непрерывный свист в ушах, а левая сторона лица горела так, что хоть яичницу жарь. У него же лишь тоненькая струйка крови стекала из ухмыляющихся губ. Но хоть что-то.

– …Ты ёшь, как деечонка, – сумел выговорить я, покачиваясь.

Я достал свой нож истинного Стража Сна. С ним я не мог проиграть никакую битву. Это был нож Сидящего Быка, и пока я угрожающе заносил его, этот придурок смеялся. Я не видел ничего смешного, как не видел и того, что второй детина у меня за спиной встал и взял булыжник. И впечатал его мне в затылок. А после этого я и не мог больше ничего увидеть.

Когда я пришел в себя, я сидел, привязанный к деревянному стулу. Без сомнения, я был в лавке Эммета. Я узнал ветхие стеллажи, учуял висевшую в воздухе пыль. По обе стороны от меня стояли ребята Эммета. Полито еще называл их Левое Яйцо и Правое Яйцо. Вспомнив это и сообразив, что я как раз между ними, я глупо засмеялся. Думаю, нервы тоже сыграли свою роль, но все разом прошло, когда один из них отвесил мне подзатыльник.

– Так-так-так… наконец ты пришел повидаться, – проскрипел из-за прилавка голос старого ростовщика.

– Не утерпел… – насмешливо сказал я, одновременно убеждаясь, что связан крепко.

Эммет вел себя так же, как при нашей последней встрече, – сгорбившись, рассматривал в свой дурацкий монокль драгоценности и монеты и пробовал их на зуб, прежде чем спрятать или отбраковать. Я не понимал, как он до сих пор жив, притом что ежедневно тянет в рот всякую дрянь. Среди лежавших перед ним предметов я разглядел свой нож.

– Откуда у тебя эта чудесная вещь?

– Мне подарили.

– Вижу, у людей есть странная привычка делать тебе подарки. И очень ценные.

– А у вас есть привычка красть их у меня.

– Ах да. Точно. С некоторыми пристрастиями трудно бороться.

– Если вы меня развяжете, я отобью вам охоту.

– Не-е-е… Прошу вас, ребята, это мой гость. С гостями мы так не обращаемся. – Он жестом приказал своим псам развязать меня. Было похоже на провокацию по всем правилам. –