кишки выпустим, — чуть не со смехом говорил он.

Волков вспомнил хороший кавалерийский прием, когда оружие занято, а пеший враг пытается коня под уздцы взять, то действовать надо ногой. Хороший удар сапогом с разгиба в лицо, любого здоровяка остановит. Пусть нога даже и не в доспехе будет. Все равно ему не устоять, будет на земле под конскими копытами лежать. Кавалер уже для того и правую ногу из стремени вытащил, и тронул коня, чтобы тот один шаг к долговязому сделал. И готов был уже, да тут крикнул ему Брюнхвальд:

— Нет в том нужды, кавалер.

Он подъехал и протянул плетью по шее долговязого. Говоря ему:

— Бахвалишься папашей своим?

— А-а, — заорал долговязый, хватаясь за шею.

— Зря бахвалишься, в следующий раз, поймаем тебя за воровство и в Мален отвезем к графу. И пусть папаша твой тебя от него забирает.

— Ах вы, сволочи благородные, — подвывал долговязый, растирая шею, — мало мы вам кишок выпускали…

— В лодки их, — скомандовал Брюнхвальд. — Ничего им не давать, то наше теперь все.

— И лодок им всего две дать, уместятся, и по одному веслу, — радостно орал Сыч. — Остальные наши будут. И пусть катятся к себе на свой берег.

Волков молчал, а что ему говорить, если и Брюнхвальд, и Сыч без него все правильно разрешили. Разве что…

— Спасибо, Карл, — сказал Волков негромко Брюнхвальду, — уберегли меня от лишней горячности.

— Рад вам услужить, — ответил тот и тут же добавил. — Эй, ребята, а ну-ка гляньте, что у них там в коптильнях.

Рыбаков кулаками и пинками загнали в две лодки, хотя все тринадцать могли и в одну уместится, так велики они были. И смотрели рыбаки зло, как солдаты, Сыч и Максимилиан рыскают по бочкам, что стоят на берегу рядами и радостно сообщают:

— Полная бочка соленой рыбы. Щука.

— Бочонок соли! Наполовину полный!

— Лини копченые, два ящика! Или это лещи.

— Эй, дураки, — орал Сыч уплывавшим браконьерам, размахивая копченым линем, — спасибо за рыбу.

— Чтоб ты подавился ею, — орали ему те.

— Да, и за лодки, и сети, и за бочки тоже спасибо!

— Чтоб ты сдох, — отвечали ему те, отплывая все дальше. — Мы еще вернемся.

— Ага, на суд к графу! Милости просим!

Сыч красовался на берегу в новой шапке, размахивая копченым линем, и свистел в след долговязому и его шайке.

— Любезный друг, — окликнул его Брюнхвальд, — а рыба-то вкусная?

— А то как же, — отвечал Сыч, облизывая жирные пальцы, говорил он это громко, так, чтобы на лодках слышно было, — дуракам этим спасибо скажем за такую приятную для чрева рыбу.

Все смеялись, даже Волков. И Брюнхвальд крикнул сержанту:

— А хлеб-то у нас есть?

— Как же иначе, господин ротмистр, — отвечал сержант.

— Что ж, кавалер, давайте завтракать, или зря мы, что ли, тащились полночи по оврагам.

* * *

Сети из воды достали, там еще немало рыбы было. Берег был местом рыбным. Думали лодки бросить, проломить днища да утопить, так как девать их было некуда, иначе браконьеры за ними вернулись бы, да больно хороши они были. Сержанту и десяти солдатам велели тащить их вверх по течению, по берегу. В лодки положили весла, сети, две больших коптильни и часть бочек с рыбой. Все остальное погрузили в телеги и поехали в Эшбахт. Браконьеров разогнали удачно. Шесть бочек соленой, шесть ящиков вяленой рыбы и пол-бочонка соли. Одной соли взяли на три талера, да лодки, да сети, да коптильни. Все были довольны.

Приехали в Эшбахт еще до обеда. Нога почти и не болела. Оттого кавалер был рад. Рыба, хоть еще и не просолилась, сильно порадовала солдат, солонина да горох с бобами поднадоели. Волков позвал местных баб, разрешил брать из бочки рыбы столько, сколько унесут. Те от милости такой ошалели и старались изо всех сил. Бабенки оказались проворные и злые, пришли с детьми и почитай три четверти бочки забрали. Последних отгонять пришлось, уже руки все у них заняты, и подолах рыба, а все лезли в бочку за щукам и лещами и даже повалили ее — так они были жадны до дармовой рыбы.

Вяленую рыбу решено было оставить к офицерскому столу.

В общем, и в лагере, и в местных лачугах утро проходило радостно.

Волков пообедал вместе с господами офицерами и послал за Ёганом и старостой, те были на пахоте. Он хотел знать, что им нужно: семена, плуги, бороны? Что там еще требуется для того чтобы засеять поле? Ему нужен был список, чтобы понимать, сколько денег от него потребуется. Дождаться он их не успел, как солдаты, что по привычке несли караул на окраине деревни, хотя он был и не нужен, закричали:

— Караульного офицера на караул! Офицера на караул!

Волков и Рене сразу встали, пошли к караульным — узнать, что приключилось.

Заметно хромая и придерживая меч, кавалер взошел на небольшой холмик, что был на краю деревни, и там караульные показали ему на людей, что ехали в Эшбахт с запада.

— Никак рыцари едут к вам в гости, — сразу определил Рене.

Да и не мудрено было узнать этих людей. Даже издали было видно, что кони у них высоки, в холке в рост человеческий.

Солдаты на таких конях не ездят. А еще одежды да знамя.

Да, это был нобиль с выездом. И тут Волков вспомнил, что к нему обещался барон быть. Слава Богу, что успел вернуться. Они ж уговаривались на обед встретиться.

— Да, это гости, — запоздало ответил кавалер. — Это барон Фезенклевер, едет ко мне о долгах моих мужиков говорить.

— Какие красавцы. Он весь свой выезд взял, думает вас удивить своими рыцарями, — продолжал Рене.

«Удивить» — сказал он, но старые вояки поняли друг друга, под словом «удивить» Рене подразумевал «напугать».

— Истинно, — согласился Волков, не отрывая глаз от кавалькады. — Думает, что, «удивив» меня, ему проще будет решать денежные тяжбы. Да и впечатление желает произвести, чтобы сразу было ясно, кто в этих местах главный.

— А может, и мы его удивим? — предложил Рене с загадочной улыбкой.

Волков поглядел на него непонимающе, вопросительно. И ротмистр объяснил:

— У нас с Брюнхвальдом без малого сто семьдесят человек, прикажем доспех одеть да с оружием построиться под знаменем вашим. Посмотрим, может этот барон удивится побольше нашего.

Волков засмеялся:

— Делайте, ротмистр. Я этих господ тут подожду, а вы стройте людей.

Рене кивнул и поспешно пошел к лагерю.

Да, все было точно так, как они и предполагали, и чем ближе подъезжали всадники, тем больше в том убеждался Волков.

Два караульных