В каминный зал заходить не стала, притаилась у двери, чуть-чуть приоткрыв ее так, чтобы появилась маленькая щелочка. Тёрн стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на человека, сидящего в кресле. У того перебинтована голова, вид болезненный. Рядом находились еще двое в черной форме армии Глора, я видела лишь их затылки, потому не могла определить, были мы знакомы или нет. Во всяком случае, по голосу я их не узнавала.

— … никогда прежде! — закончил реплику раненый. — Что-то невиданное! Лезли и лезли! Даже в первый год Противостояния не было так тяжело!

Он говорил все громче и сам морщился от головной боли.

— Черный Яр чудом удалось удержать. Десятки людей погибли, — подхватил мужчина, стоящий спиной ко мне. — Сражались всю ночь. Только рассвет заставил их вернуться в Разлом.

Черный Яр! Даниель! Несмотря на то что он поступил со мной ужасно, я вовсе не желала его смерти. Прижав руки к груди, я слушала дальше. Тёрн не перебивал. Я видела его профиль, видела, как он хмурится.

— Мы отстояли крепость. В Улитке дела совсем плохи, из гарнизона спешно выслали пару сотен для поддержки, но если нас ждет еще одна такая ночь…

— Что Ворон?

Тёрн спросил о крепости, которая находилась между Улиткой и Черным Яром.

— А как ты думаешь, колдун? — выкрикнул третий, молчавший до сих пор. — Выстояли! Вот только тебя за это поблагодарить не могу! Ты должен неотступно находиться у Границы Тени…

— Я ничего вам не должен, — холодно перебил его Тёрн.

Раненый поднял руку, жестом останавливая поток брани, которая готова была сорваться с языка военного, и тот подавился словами.

— Мы все устали, — сухо сказал он, помолчав. — Бессонная ночь дает о себе знать. Мы благодарны за помощь…

Последние слова он будто клещами из себя вытаскивал. Благодарен ты, как же! Если бы не миражи, первый бы отправил колдуна на костер. Но Тёрн кивнул в ответ, принимая извинения.

— Чем я могу помочь? Выеду к Разлому немедленно, как только дам наставления своей ученице. Сделаю все, что в моих силах. Начнем с Улитки. Сколько мечей потребуется? Я должен рассчитать силы…

Гости переглянулись, и снова заговорил раненый, он, вероятно, был за старшего.

— Дошли слухи, что ты пытался закрыть Разлом?

— Неудачно, — бросил Тёрн. — Моя напарница… погибла. Одному мне не справиться. Откровенно говоря, здесь и десятка магов будет мало, а у нас нет даже двоих. Я просил совет Фловера, чтобы мне устроили аудиенцию у короля. Если он сумеет договориться с Академией Брилора или…

— Ты знаешь, как наш правитель относится к магам, — махнул рукой раненый. — Бесполезно… Разлом далеко от столицы. Пока миражи не полезут во дворец, боюсь, наш король не поймет, что опасность реальна.

Выражение лица у Тёрна сделалось таким же, как тогда, когда я из-за невнимательности или спешки портила заклинание. «Осторожнее, Агата, сначала подумай, а потом делай!» — казалось, говорило оно, только в этом случае Тёрн думал о молодом правителе.

— Чего же вы от меня хотите? — сдержанно уточнил он.

— Не знаю! Не знаю! — в сердцах высказался мужчина. — Проклятая жизнь! Но что-то ведь надо делать! Сколько мы продержимся? Мечи, амулеты — все это временные меры. Если бы можно было допросить миража, узнать, чего хотят от нас эти твари!

Я вздрогнула и подошла еще ближе к двери, стремясь не упустить ни одного слова. Тёрн же будто окаменел.

— Это невозможно, — сказал он.

— Да знаю! Знаю! А было бы так удачно! Мы смогли обезвредить одного с помощью амулетов. Его сейчас везут во Фловер.

— Зачем? Его следует убить.

— Нельзя. Приказ правителя. Миража отловить и допросить.

Раненый смущенно протер вспотевший лоб, понимая, что несет чушь. Тёрн хмыкнул.

— Вот как? Любопытно. Юный Эррил сам и станет допрашивать?

— Велел тебе! — бросил вспыльчивый военный.

Я топталась на пороге. Тёрн однозначно давал понять, что нет никакой возможности допросить миража, а я-то знала, что я могу с ним поговорить! Вероятно, он ничего не расскажет: эти твари хитры. Однако попробовать стоило.

Мне было страшно, но разве могла я поступить иначе? Не дав себе опомниться, толкнула дверь и вошла.

Двое стоящих обернулись на звук. К счастью, оба оказались мне незнакомы, хотя они, вероятно, были наслышаны об ученице колдуна и знали, кем я была прежде. На лице одного я увидела жалость. На лице второго — легкую гадливость, как если бы он смотрел на калеку. Сидящий в кресле мужчина попытался приподняться, как принято это делать, если в комнату входит дама, но вспомнил, кто перед ним, и плюхнулся обратно.

Ученица колдуна утратила свой статус в обществе. Я больше не дочь генерала Даулета.

Кровь отхлынула от лица, но голос прозвучал твердо:

— Я могу поговорить с миражом.

— Агата, иди наверх.

— Тёрн! Разреши мне! Люди гибнут! Ты будешь рядом. И амулеты ведь его обезвредили…

— Она действительно может? — недоверчиво уточнил раненый, а потом перевел взгляд на меня. — Это, детка, жуткое зрелище! Ты готова?

Я не знала, готова ли я. Меня всю колотило.

— Кем… он был прежде? — спросила я, но на самом деле хотела задать другой вопрос. — Жив ли командир Винтерс?..

Тёрн быстро взглянул на меня, когда я произнесла это имя. Я не простила Даниеля, и не прощу, но не желала ему стать добычей миражей.

— Прежде его звали Аррил Вейр. Командир Винтерс, насколько я знаю, жив.

Я зажмурилась.

— Командир крепости Черный Яр.

Командир Вейр. Он был хорошим и порядочным человеком. Ужасно жаль, что все так получилось…

— Тёрн, пожалуйста, — прошептала я.

Подняла на него глаза и увидела, что лицо у него абсолютно ледяное, застывшее.

— Если обещаешь слушаться меня каждую секунду и прекратишь разговор, как только я скажу.

— Хорошо! — я на все была согласна.

Так и получилось, что вечером того дня состоялся мой первый разговор с миражом.

Мы вышли в сумерках. Я больше месяца не была во Фловере, но и сейчас мы выехали по окраине на противоположный конец города туда, где располагались особняки.

Тёрн посадил меня перед собой на Черныша. Весенняя ночь была свежа и ветрена, поэтому он накинул мне на плечи свой плащ, а голову укрыл капюшоном.

— Держись, — сказал он.

То ли просил крепче сидеть в седле, то ли не раскисать. Меня потряхивало от волнения, но я дала себе обещание, что никто не услышит от меня и слова жалобы.

Военные сопровождали нас, ехали чуть впереди, показывая дорогу. Вскоре мы очутились у небольшого особняка за железной оградой. Тусклый свет горел лишь на втором этаже, первый же был погружен во мрак.