Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Домой? – с надеждой поднял морду доберман.
– Домой, конечно, но сначала сдадим отчёт милой девушке Марте.
– Да! Да, хочу опять к ней! Она обнимается, она уже любит собаченек. Я её два раза лизь! А она меня в лоб чмок! Она хорошая. Лапку ей дам, вдруг у неё есть вкусняшки? Все красивые девушки должны носить в кармане вкусняшки для собаченек, да?
В этот момент из ближайшей подворотни вышли четыре подозрительных тени. Судя по тусклому блеску стали, с ножами в руках. Гесс предупреждающе зарычал, но я решил не обострять ситуацию, поэтому просто достал из-за пазухи игральную карту.
– Не заводись, приятель. Давай удивим их.
Надеюсь, уличные грабители испытали некоторый шок, когда собака и человек вдруг исчезли на ровном месте. А мы перенеслись прямо в белый коридор, где на лавочке ожидали своей очереди двое бесогонов – современно одетый дедушка в модной джинсе и татуировках, а рядом молодой лейтенант НКВД сталинских времен.
– Добрый день, – кивнул я.
– О, молодые люди, Тео и Гесс, если не ошибаюсь, – бодро вскочил нам навстречу старичок. – Те самые, что отомстили за белорусов. Похвально, весьма похвально!
– Хоть и неодобряемо начальством, – поддержал энкавэдэшник, протягивая нам ладонь. – Но бесогоны такое ценят. Если вас приставят к стенке, мы тоже не смолчим. Ответка всегда прилетит.
– Следующий.
– Рад был знакомству, жаль не успел представиться и поболтать, – поклонился старичок. – Удачи всем вам!
– Хороший дед, – пробормотал парень, не сводя взгляда с белой двери. – Говорят, столько бесов завалил, что теперь и они на него охоту открыли. Мог бы на пенсии сидеть, но адреналина не хватает, сам нарывается.
– Понимаю, встречал таких.
– И я встречал, только они обычно долго не живут.
Мне на секундочку вспомнились пылающие горы, вертолёты, плюющие огнём, грохот выстрелов и совет старослужащих: «Прикажут, иди. Но сам первым не вызывайся». Потом я не раз своими глазами видел, как приносили этих добровольцев, иногда по частям…
– Следующий.
– Бывай, братишка. Собаку погладить можно?
– Не рекомендую.
– Понял. – Энкавэдэшник поправил фуражку, без обид козырнул нам с Гессом и скрылся за дверью.
– Он хотел меня погладить.
– Угу.
– А ты не дал. Пусть бы гладил мой зад. Почему? Есть причина?
– Ещё скажи, что я ревную.
Доберман склонил голову набок и свёл жёлтые брови в глубоком раздумье о том, что же такое ревность и с чем её едят. Я-то отлично знал, но вмешиваться с объяснениями не спешил, пусть сам для себя определится. Ему полезно думать.
На деле-то общеизвестно, что домашние животные вполне себе испытывают такие же человеческие чувства, поэтому легко обижаются, ревнуют, скучают, радуются встрече, голодают в разлуке, переживают за нас и за себя. Если уж они не братья наши меньшие, то…
Тогда я даже не знаю, есть ли у нас ещё хоть какая-то родня на этой планете.
– Следующи-и-ий!!! – буквально взорвались динамики, так что мы оба, не сговариваясь, подпрыгнули едва ли не до потолка.
– П-по-моему, она больше не любит собаченек.
– Она, походу, вообще никого из нас не любит, – мрачно подтвердил я. – Не понимаю только, с чего вдруг?
– Давай не пойдём. – Гесс обнял мою ногу передними лапами, повиснув на ней, как гиря в сорок кило.
– Я вам не пойду, – угрожающе выдохнули динамики. – Следующий, вашу ж мать!
– Она знает мою маму?
– Гесс, это фигура речи. Не заморачивайся, идём.
– Я её лизь?
– Если она тебя не кусь.
Мой пёс крепко задумался, поэтому мне пришлось взять его за ошейник и практически волочь до самых дверей. Он не особо упирался, скользя на заднице, как на санках, но всё равно чисто из принципа скрёб когтями по дорогому ламинату.
Сказать, что Марта была слегка раздражена, примерно то же, что назвать извержение Везувия переменной облачностью. Она орала, она кидалась в нас всем, что было на столе (за исключением ноутбука), она материлась, как новгородский извозчик конца девятнадцатого века, она угрожала нам обоим увольнением, пытками, кастрацией, убийством на месте с отягчающими. И самое смешное знаете что?
– В чём кипиш? – тихо шепнул мне на ухо доберман, когда мы в обнимку лежали под компьютерным столом, вокруг которого топали сто пятьсот разъярённых фурий, пытаясь пнуть нас туфлями на шпильках.
– Я немного переборщил с Шекспиром.
– А что не так? Там же не было беса тщеславия!
– Ну, теперь, похоже, есть.
По факту, конечно, бес там и раньше был.
Но, видимо, очень маленький, слабый и абсолютно никчёмный. А я, как вы поняли, своими рассказами о грядущей славе прямо-таки раскормил этого рогатого микроба до размеров слона. Теперь у знаменитого английского драматурга такой огромный бес тщеславия, что справиться с ним не под силу ни одному бесогону. Даже самому наикрутейшему!
Системе придётся посылать сводную бригаду из трёх-четырёх специалистов. И то не факт, что ребята справятся. Всё из-за моего завышенного самомнения, банальной тупости и нежелания исполнять приказ, строго следуя каждой прописной букве.
– Самое простое задание, самый маленький бес… Да я вас собственными руками удушу! И норм, пусть потом хоть увольняют!
Мы успели переглянуться, мысленно попрощаться друг с другом, а потом резко выкатились под ноги Марте.
– Лизь тебя в нос! – заявил доберман, и, пока бедняжка вытирала обслюнявленный носик, я успел хлопнуть ладонью по карте.
Всё. Мы в домике!
В смысле у себя дома. Отец Пафнутий бросил на нас равнодушный взгляд из-под очков, но не оторвался от чтения очередной книги дьякона Кураева. Дрессированный бес (если можно так выразиться) мыл посуду в тазике с горячей водой. Мирная, спокойная, уютная жизнь.
В ушах ещё стоял неслабый звон похоронных колоколов отзвука голоса милой рыжей девушки, которая мне очень даже нравилась. Как вроде бы и мы ей. До этого момента, уф…
– Чего от вздыхаешь, паря? Вид встрёпанный, ровно тебя в мешке с двадцатью кошками драли, и у Гесса морда подозрительная, лапой от нос прикрывает. Молчишь?
– Не хочу прерывать ваше чтение.
– Дерзишь от святому отцу? – самодовольно хмыкнул батюшка. – Это хорошее от дело, послушание, оно лишь в храме да монастыре уважения-то достойно, а настоящему бесогону без клыков от никак нельзя. Тока дерзи по делу.
– Если по делу, отче, то мы завалили заказ, – опустив голову, признался я.
Доберман встал рядом, виновато поскуливая, но на всякий случай виляя хвостом. То есть тем, что он считает этим словом, но вы меня поняли. Вопреки моим ожиданиям, история нашего дебильного провала по делу сэра Уильяма Шекспира скорее развеселила отца Пафнутия, чем рассердила или раздосадовала.