Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сняла туфли и бросила сумку в прихожей. Одежда немного подсохла. С кончиков волос до сих пор стекала влага, но я ее почти не чувствовала.
— В фонтан упала, мам, — ляпнула наобум, выдавив фальшивую улыбку. — Что вкусненького на ужин? — чмокнула красивую невысокую шатенку в щеку и поплелась в сторону кухни. — Я голодна, как гризли.
— Ась, точно все хорошо? — мама пошла за мной.
— Полный порядок, — я отсалютовала ей, открывая холодильник. Достала коробку с ананасовым соком и наполнила стакан. Заглянула под полотенце, которым была накрыта большая тарелка в центре стола. — Боже, шаньги! — с восторгом подняла голову и посмотрела на маму. — Ты что-то затеяла, признай. Пытаешься откормить меня.
Я взяла пышную булочку с картофельной начинкой и сделала приличный надкус. Застонала от вкуса нежнейшей начинки и села на стул, пододвинув тарелку с выпечкой ближе к себе.
Самый лучший способ забыть о неприятностях — заесть их.
Мама налила в кружку горячего чая и поставила передо мной.
— Приятного аппетита, — пожелала она, поцеловав меня в макушку. — Ась, если что-то случилось, ты должна рассказать мне. Вижу ведь — нервничаешь, но отмалчиваешься, — она погладила меня по спине.
Следующий кусок встал поперек горла. Я проглотила его с большим трудом.
— Проблемы на работе? — сев рядышком, спросила она заботливо.
Еще какие.
— Нет, — я повела плечом, не осмеливаясь заглянуть в ее добрые, понимающие глаза.
— Ну вся в отца, — шутливо сетовала мама. — И под дулом пистолета не расколешься. Что он, что ты — держите в себе плохое, копите и копите до тех пор, пока не лопнете. Трудно пооткровенничать с родной матерью?
Я ухмыльнулась с набитым ртом.
Сравнение с отцом грело мое сердце.
— Давай в эти выходные съездим к нему, — наконец, повернувшись к маме лицом, предложила я.
Мама сощурила глаза.
— То тебя не затащишь на кладбище, то вдруг проявляешь инициативу…
Города мертвых навевали холод, от которого кровь леденела в жилах. Я там — редкий гость. Мне не нужно видеть могилу отца, чтобы скорбеть о нем. Он всегда в моих мыслях. До недавних пор меня невозможно было подвести к воротам кладбища. Перед глазами всплывали ясные образы из далекого прошлого. День похорон. Море слез, гнетущий траур и печаль, казавшаяся нескончаемой и беспросветной.
Долгое время мама навещала папу одна. Будучи подростком, я не умела в достаточной мере сострадать. Мое горе затмевало потерю мамы. Повзрослев, я переборола эгоизм и непереносимость подобных мест, напоминавших о пережитой адской боли, и стала составлять ей компанию.
«Должно быть, она чувствовала себя очень одиноко, когда меня не было рядом» — такие мысли рождали вину. Вина стимулировала к проявлению смелости.
Спустя минуту я пожалела о том, что предложила навестить папу. Тем не менее, от своих слов не отказалась.
Жуя шаньгу, не ощущая вкуса, и пялясь в одну точку, сомневалась: хватит ли у меня храбрости встать перед его лицом, увековеченным на гранитной плите. Как не сгореть от стыда после всего, что я натворила?
Подписалась на ужасную авантюру.
Рискуя всем, повелась на кошмарную сказку Беловой и вляпалась по самые гланды.
Думаю, журналист, пойманный с поличным сегодня, был послан Дианой.
Не верю, что фотограф возник из ниоткуда. И его вмешательство стопроцентно не моя инициатива.
Обвинение Некрасова логично, ведь им было известно, что я шпионила за ними. Соответственно, первым делом под подозрения попала я. Но человек, состоявший в дружеских отношениях с собственным умом, не стал бы подставлять себя таким гнусным образом.
А вот кто-то другой, не заботившийся о чужом благополучии, вполне.
Вытрясли ли боссы из подосланного журналиста правду? Что сделали со снимками?
Или тому человеку удалось сбежать?
Изощренность моей «нанимательницы», как я уже успела убедиться на своей шкуре, не имела границ. Я не обладала возможностью предугадать, каким именно способом она воспользуется преимуществом в виде откровенных снимков «18+», если они, конечно, уцелели и попадут в ее руки.
Поразительно, как у меня хватало наивности восхищаться Беловой.
— Твоя стряпня — лучшая на свете, мам. Спасибо, — я вышла из-за стола, обнимая ее перед тем, как уйти в свою комнату под предлогом незамедлительного отдыха в связи с набитым донельзя желудком.
Я переоделась в домашнюю одежду, села по-турецки на диване, и взяла в руки телефон.
Намереваясь сделать звонок Диане, в неверии уставилась на экран.
Ее имя высветилось белыми буквами.
Я прочистила горло и ответила на входящий вызов.
— Добр…
Женщина перебила меня на полуслове.
— Нам нужно встретиться, эм… Аня.
Невежливость, безразличность и элементарная невнимательность Беловой отозвались во мне резкостью, какую бы раньше я себе ни за что не позволила.
— Арсения, — похолодевшим голосом исправила ее. — Да. Я тоже считаю, что нам пора встретиться.
Расставить все точки над «и» и послать вас к черту, уважаемая Белова.
БАРС
Рыжие волосы.
На протяжении долгой ночи во сне меня преследовала обладательница пламенной гривы. Насыщенный и яркий медный оттенок слепил глаза подобно знойному солнечному свету. Длинные локоны обрамляли маленькое личико с бледной кожей. Большие кукольные глаза прошибали насквозь, смотри в самую суть, рождая ураган.
Ведьма. Сущая ведьма.
Проникла в мои сны.
Сшибла наглухо запертую дверь в мое сердце.
Я проснулся от жара. Под влажным от пота одеялом. Немедленно скинул его с себя и свесил с кровати ноги. Поплелся в ванную, чтобы смыть остатки дремоты и избавиться от образа Малиновской. Она, как серная кислота, съедала мою плоть, плавя мышцы и кости, заставляя кровь бурлить и шипеть.
Думать о ней — буквально болезненно.