— Мы вашу машину на стоянку поставили. Может, под землю загнать? Опять дожди обещают, заляпает всю, экология-то нынче какая…

— Экология тут у вас обалденная, — искренне сказал Павел, поведя носом в сторону розовых кустов, заполонивших двор. — Я такую экологию сто лет не видал… А если и заляпает — хрен с ней, не жалко, мне такая машина не нужна.

— Понял, — кивнул охранник. По лицу было видно, что соврал.

Макаров встретил его сегодня уже спокойнее, хотя и опять выразил недовольство:

— Ты чего так долго? С утра смылся — и пропал, честное пионерское… Возни там много, да? Надо тебе рабочих найти. Иди поешь, все на плите.

Макаров сидел на полу в большой комнате, обложившись растрепанными справочниками, еще более растрепанными журналами, чертежными досками с приколотыми к ним листами ватмана, и сосредоточенно думал, неподвижно держа перед собой карандаш, как дирижерскую палочку. Павел остановился в дверях, любуясь этой картиной. Работающий Макаров ему нравился не меньше, чем разговаривающий Макаров.

— Я уже обедал, — объявил Павел. — Я у Серых в гостях был, за городом. Хороший дом ты им придумал. Мне понравилось. И они довольны.

— Довольны! — рассеянно пробормотал Макаров, заглянул в какой-то журнал и подирижировал карандашом. — Еще бы не довольны! Всю печенку из меня вынули… Где ты был?!

Он вдруг вынырнул из творческой комы, уставился на Павла с выражением крайнего недоверия, бросил свой дирижерский карандаш и шустро поднялся:

— У кого ты в гостях был? У Серых в гостях был? И как ты к ним в гости напросился, отчаянный ты наш? Паш, я тебя сто раз предупреждал! Не лезь! Не лезь! Нет — лезет!.. Не можешь без неприятностей, да? Адреналину не хватает, да? С убийцей задружился, да?

— Нет, — прервал Павел возмущенный монолог. — Володь, хватит уже меня пугать. Врешь ты все… Мне бы попить чего. Жарко сегодня.

Он повернулся и пошел в кухню, Макаров шлепал босыми ногами за ним, недовольно бубнил:

— Жарко ему… Чай я недавно заварил. Чего это я вру? Ничего я не вру, честное пионерское… Я, что ли, придумал? Про Серого все знают… Шоколадка в холодильнике. Что убийца, так это медицинский факт, мне знакомый мент говорил… Мне покрепче налей, чего-то я заработался, башка не варит. И боятся его прям я не знаю как, я сам видел…

Павел налил чаю себе и Макарову, вынул из холодильника шоколадку, уселся напротив Володьки и еще какое-то время молча слушал, как тот перечислял всех, кто боится Серого прям не знаю как.

— А Серый, между прочим, говорит, что сам тебя боится, как ночного кошмара, — вставил Павел, когда Макаров на пару секунд замолчал, переводя дыхание. — Говорит, ты грозился их с Тамарой убить и дом сжечь.

— Да ладно! — возмутился Макаров. — Боится он! Это ж рабочие моменты, совсем другое дело! Мало ли что ляпнешь… Я ж на самом деле не убил бы, правда? Хотя как фундамент начали — это и убить мало, честное пионерское… Слушай, а как ты все-таки с Серым познакомился-то? А-а, я понял. Опять из-за Зои, да? Ну-ка, признавайся!

— Да, — признался Павел. — Хотя вообще-то, наверное, из-за ее мужа бывшего. Редкое дерьмо.

Он опять инстинктивно растопырил пальцы, брезгливо поморщился и вытер руки кухонным полотенцем.

— Морду бил, да? — догадался Макаров, внимательно следя за его манипуляциями. — Во дает. Еще ни с кем не познакомился толком, а уже нашел, кому морду набить. Хладнокровный ты наш… Расскажи.

Павел рассказал не все, что узнал от Серого и понял сам. Не потому, что от Володьки надо было что-то скрывать. Он сроду от него ничего не скрывал… Но сейчас вдруг захотел оставить что-то только себе. Не потому, что этого больше никто знать не должен, а просто из жадности. В детстве однажды он жадно захотел, чтобы одна ложка была только его, и ничьей больше, и тетя Лида отнесла ложку к граверу, и на ней красиво написали «Павел Браун». Ложка абсолютно ничем не отличалась от всех остальных, но он всегда выбирал именно ее в ящике буфета. Когда подрос — уже не выбирал, но всегда знал, что у него есть своя ложка, только его и ничья больше. «Инстинкт собственника, — говорила тетя Лида. — Американские капиталистические гены». Вот и сейчас, наверное, заработали его американские капиталистические гены, все подробности и собственные впечатления он оставил при себе, и поэтому рассказ получился коротким и несколько схематичным. Но Макаров все равно был откровенно потрясен.

— А болтают-то чего, мама дорогая! — растерянно говорил он, виновато моргая. — Паш, это ж не я выдумал, это все говорят… Не, ну ты Штирлиц! Без году неделя — и уже все узнал. А я тут всю жизнь — и ни уха ни рыла… И до самого дома довез?

— Довез. — Павел представил Серенькую и сразу развеселился. — Машина у него — фантастика.

— Еще бы, — рассеянно согласился Макаров и вдруг тоже развеселился. — Слушай, а ведь здорово получилось, честное пионерское! И шею тебе не свернули, и в друзья самого Серого попал! А? Теперь тебе мно-о-огие кланяться начнут, аж до самой земли. Друг Серого, не хухры-мухры. А я всем рассказывать буду, что ты мой друг. Большая польза для бизнеса получится. Ты только не поссорься с ним теперь, у меня теперь большие планы с тобой связаны.

— Серый меня к себе на работу звал, — вспомнил Павел. — По совместительству.

— Ну-у-у?! — совсем обрадовался Макаров. — А кем?

— Говорит, врач ему нужен. Ну, и спецподготовку тоже упомянул. Да какая разница? Он правильно говорит: надо зарабатывать. А то как семью кормить?

Макаров изумленно вытаращился на него, пошлепал губами и вдруг испуганно сказал:

— Пашенька, а ведь Серые тебя женят, попомни мои слова…

— Чего это — «женят»? — недовольно буркнул Павел. — Я сам женюсь.

— Ой, мама дорогая, — начал Макаров.

— Кстати, о свадьбах, — перебил его Павел. — Тамара думает, что Эллочка тебя на свадьбу пригласила, чтобы дорогой подарок получить. Она ж тебя знает, ты ж выпендриться по полной программе мог бы. Машину подарил бы… А? Или просто пачку баксов в коробочке с бантиком.

— Она меня знает, — тут же переключился Макаров на новую тему. — Так и я ее знаю… Точно, схожу-ка я на ее свадьбу, подарю я ей… плюшевого зайца! Ох и обозлится… Обязательно выкинет. А потом я ей скажу, что у зайца в пузе бриллианты зашиты были. Шесть штук по пять каратов.

— Какой ты жестокий, — удивился Павел. — Просто садист какой-то. Ладно, иди работать, а я тут приберу и пойду разомнусь немножко, а то совсем это дело запустил, скоро жиром заплыву…

Макаров с готовностью пошлепал из кухни, на ходу радостно приговаривая: «Я такой, я жестокий садист», — а Павел перемыл посуду, убрал в холодильник обед, оставленный Макаровым на плите, выключил кондиционер и пошел к себе немножко размяться. Ничего он с собой из Москвы не привез, поэтому разминался с гантелями Макарова, слишком легкими для него. Времени на разминку с такой ерундой уходило больше, а уходящего времени ему всегда было жалко. Надо, наконец, нормальное железо купить. Или в этот клуб, что ли, походить? Тренажеры у них хорошие, серьезные есть тренажеры. Но это тоже время, а времени будет мало, потому что, кроме работы, еще и ремонт, да если к тому же к Серому идти — это совсем времени не будет. Одно хорошо — расстояния тут смешные, на дорогу какие-то минуты уходят, даже если пешком. Пешком — это еще и лучше, тоже хорошая нагрузка. Ничего, как-нибудь успеем. Зоя, например, вон сколько успевает… И как не надорвется? Здоровая, как лошадь. И он здоровый. Как бугай, сказал Серый. Не слишком молодой, конечно… Но и не такой уж старый. Вполне хватит и сил, и времени, чтобы прокормить семью, поднять детей на ноги, обеспечить их будущее, может, и внуков дождаться… Тетя Лида очень хотела дождаться внуков. Александр Браун был не очень темным, и волосы у него были не очень темные. Павел гораздо смуглее отца, а волосы вообще как вороново крыло. Тете Лиде было интересно, как гены американского десантника проявятся в следующем поколении. Павлу сейчас тоже стало интересно.