Не задумываясь больше, она вскинула бровь, посмотрела экономке в глаза и произнесла:

— Какое превосходное напоминание! А я-то и не знала, что мы обвенчались меньше суток назад и что за это время я ни разу не покинула этот дом! Право же, как мне повезло найти мужа, готового напоминать о самых простейших вещах. — Из ее уст буквально сочился сарказм. Глаза миссис Уорт округлились, но она ничего не сказала. — Жаль, что он не смог напомнить мне лично, за завтраком. Он дома?

Миссис Уорт помялась немного и ответила:

— Нет, миледи. Он не появлялся дома с тех пор, как вы приехали из Суррея.

Конечно, это было не так, но зато Пенелопа поняла, что вчера Майкл пришел домой поздно ночью и ушел сразу же после... гм... представления.

Ну разумеется.

Гнев Пенелопы запылал еще жарче.

Он явился домой, чтобы подтвердить брак, и сразу же ушел. Как мило!

Значит, такой будет ее жизнь. Уходить и приходить по его прихоти, выполнять его требования, посещать его обеды, когда она включена в приглашение, и оставаться одной, если в приглашении ее нет.

Просто катастрофа.

Она снова взглянула в глаза миссис Уорт и увидела в них сочувствие. Только этого недоставало.

Пенелопа просто возненавидела мужа за то, что по его вине она так смущена. Что чувствует себя такой несчастной. Что получила настолько меньше.

Но это ее брак. Ее выбор. И пусть даже в первую очередь его — какая-то часть ее души хотела этого. Верила, что тут может найти большее.

Глупая Пенелопа.

Расправив плечи, она сказала:

— Можете сообщить моему мужу, что мы увидимся с ним в среду. И отправимся на обед в Тоттенхем-Хаус.

«Дорогой М.!

Томми сказал, что видел тебя в городе в начале каникул, но тебе так и не хватило времени поговорить с ним. Мне очень жаль, и ему тоже.

Пиппа подобрала трехлапого пса, и (пусть это звучит не очень лестно) когда я увидела, как он весело скачет у озера, его хромота напомнила мне о тебе. Без тебя мы с Томми стали трехлапым псом. Боже милостивый, это одна из тех метафор, к которым я вынуждена прибегать без тебя, чтобы не стать косноязычной; положение ухудшается.

Отчаявшаяся П.

Нидэм-Мэнор, июнь 1817 года».

Ответа нет.

Проблема с ложью в том, что в нее иногда очень легко поверить.

Даже если лжешь ты сам.

Три дня спустя Пенелопа с Майклом были почетными гостями на званом обеде в Тоттенхем-Хаусе, и это событие предоставило им идеальную возможность поведать свою тщательно придуманную историю любви нескольким главным сплетникам светского общества.

Сплетникам, просто жаждавшим соответствовать своему званию, если то, как они прислушивались к каждому слову Пенелопы и Майкла, хоть что-то значит.

И это не говоря о взглядах.

Пенелопа не пропустила ни одного... когда они вошли в Тоттенхем-Хаус, тщательно продумав свое появление, чтобы не прийти ни слишком рано, ни чересчур поздно, и обнаружили, что остальные приглашенные тоже тщательно продумали свое появление и пришли пораньше, как раз для того, чтобы не упустить ни единой минуты первого вечера маркизы и маркиза Борн в светском обществе.

Не пропустила она и взглядов, когда Майкл продуманно положил свою большую теплую ладонь ей на спину, подталкивая Пенелопу в гостиную, где гости ждали, когда их пригласят в столовую. Ладонь он положил с высочайшей точностью, сопроводив этот жест такой теплой улыбкой (едва узнаваемой), что Пенелопе с трудом удалось скрыть восхищение его стратегией и неожиданно охватившее ее удовольствие.

Этим взглядам сопутствовало трепетание вееров в слишком холодном помещении и шелест шепотков. Пенелопа делала вид, что ничего не слышит, и смотрела на своего мужа, надеясь, что взгляд получается достаточно любящим. Должно быть, у нее получилось, потому что он наклонился к ней и прошептал:

— Ты справляешься великолепно, — прямо ей на ушко. При этом ее окатило волной удовольствия, хотя она и поклялась себе, что не поддастся его чарам.

Пенелопа мысленно отругала себя за эту теплую приторность. Напомнила себе, что не видела Борна с самой их брачной ночи, что он ясно дал ей понять — все эти проявления супружеских чувств всего лишь представление для публики, но все же щеки ее зарделись, и когда она заглянула в глаза мужа, то увидела в них удовлетворение. Он снова склонился к ней.

— Румянец — просто верх совершенства, моя невинная малышка.

От этих слов пламя окончательно заполыхало, словно они и вправду страстно любят друг друга, хотя на самом деле все было наоборот.

На время обеда их, разумеется, разъединили, и началось настоящее испытание. Виконт Тоттенхем проводил Пенелопу на ее место, втиснув между собой и мистером Донованом Уэстом, издателем двух самых читаемых в Британии газет. Уэст был златовласым очаровашкой, замечавшим, казалось, все на свете, в том числе и нервозность Пенелопы.

Он обратился к ней так, что слышала только она:

— Не давайте им ни малейшего шанса. Они сразу этим воспользуются, насадят вас на вертел, и с вами будет покончено.

Он имел в виду женщин.

За столом их оказалось шесть, и каждая сидела с поджатыми губами и высокомерным видом. Их беседа — вполне непринужденная на первый взгляд — велась тоном, который придавал каждому сказанному слову двойной смысл, словно все они собрались ради розыгрыша, не известного ни Майклу, ни Пенелопе.

Это непременно привело бы Пенелопу в раздражение, если бы они с Майклом не имели собственного секрета.

И только в конце трапезы разговор коснулся их.

— Поведайте нам, лорд Борн, — процедила вдовствующая виконтесса Тоттенхем голосом, слишком громким для приватной беседы, — как вышло, что вы с леди Борн обручились? Я обожаю любовные истории.

Еще бы не обожала. Любовные истории — лучшая почва для скандала. Общая беседа внезапно прекратилась, и собравшиеся замолчали, дожидаясь ответа Майкла.

Он кинул на Пенелопу теплый, любящий взгляд.

— Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь в состоянии провести четверть часа в обществе моей жены и не влюбиться в нее. — Сказанное уже само по себе было скандальным. Ни один хорошо воспитанный бессердечный аристократ не произнесет подобного вслух, и в ответ раздался общий вздох изумления. Майкл, похоже, не обратил на это внимания, потому что добавил: — Право же, это подарок судьбы, что я оказался там на День святого Стефана. И что она тоже там была — ее смех напомнил мне о том, как много я должен в своей жизни исправить.

Сердце Пенелопы забилось быстрее, стоило ей услышать это и увидеть, как приподнялся в призраке улыбки уголок его губ.