Хотя, боюсь, преждевременная у меня радость, ведь до свидания еще целых два часа! Версальски вполне мог рассчитать, что час-полтора он, так и быть, проторчит здесь, а потом поймает такси и бегом в отель.

Ну да, так оно и есть! Вон бросил взгляд на часы, чего-то про себя прикинул и разве что не заулыбался. Значит, надо задержать его как можно дольше. Если Лешка сказал: из дома не выпускать, пока семь не стукнет, значит, именно так и надо поступить, иначе я подведу людей и сорву Лешкины планы. Ну, Лизка, покажи, на что ты способна! Задай жару темным личностям!

Как я и ожидала, особого интереса к семейному альбому Версальски не продемонстрировал. Более того, он отчаянно зевал, тактично прикрываясь ладонью, хотя глаза его сонными назвать было ну никак нельзя. Понятно, тоже решил лицедейством заняться, меня с матушкой на жалость пробить. Мол, не мучайте падающего с ног человека, разрешите ему удалиться и нырнуть в кровать. Ага, знаю я твою кровать! Если ты и мечтаешь там оказаться, так явно не в одиночку и не с целью выспаться! Не мужик, а кролик озабоченный!

Чтобы понадежнее заякорить Версальски, я сделала ход конем: попросила матушку рассказывать Полу истории, связанные с той или иной фотографией. Назвать маменьку мастером слова я не смогла бы даже в страшном сне, но зато у нее было иное, гораздо более ценное в сложившейся ситуации качество: маменька была наизануднейшей рассказчицей. Со стороны все выглядело примерно так:

— Это снимок семьдесят пятого года. Мы с Максимом получили путевки в этот дом отдыха по профсоюзной линии. Насколько я помню, там было всего около десяти двухместных номеров, а все остальные — большие, на десять-двенадцать человек. Впрочем, это как бы и не совсем дом отдыха, правильнее сказать — пионерский лагерь. Просто после окончания сезона он работал, если так можно выразиться, во взрослом режиме, как обычны пансионат. Тогда это была нормальная практика. Так вот мы с Максимом приехали туда… сейчас, когда же это точно было… ну да, третьего сентября! Я еще помню, что когда мы уезжали из Москвы, на улицах было полно школьников с букетами и в парадной форме. Потом чуть более полутора суток в дороге… Ой, Пол, вы не представляете, насколько это был кошмарный поезд! Я вам даже и описать не могу тот ужас, когда я увидела, в каких условиях нам придется ехать на юг!..

И так далее, и тому подобное. Начиная о чем-то рассказывать, маменька напоминала собой токующего глухаря и начисто забывала, ради чего она вообще завела ту или иную историю.

Бедный Версальски принялся зевать уже по-настоящему. Впрочем, еще немного, и я бы точно к нему присоединилась. Маменькины рассказы обладали поистине гипнотическим свойством. «Подойдите ко мне, бандерлоги! Ближе, ближе…» Нет, на легендарного Каа матушка не похожа, скорее уж на кобру смахивает, если сравнивать ее со змеей. Да и насчет бандерлогов тоже маленькая неувязка: из нас двоих примата напоминал собой только Версальски. По крайней мере мне для данного образа однозначно не хватало заросших шерстью рук и глубоко посаженных глаз. А вот Пол был счастливым обладателем и то. и другого…

Замечтавшись на тему киплинговских сказок, я едва не упустила момент, когда Версальски приготовился стартовать и бежать на свидание. Наш семейный альбом, пускай и весьма пухлый, потихоньку подошел к концу, а так как доставать мои личные фотоархивы и демонстрировать их этому колорадскому жуку не хотелось, хоть ты тресни, надо было срочно придумать, чем еще занять Версальски. Кинув взгляд на полку с видеокассетами, я поняла: оно! Домашнее видео — это, считай, те же фотографии только движущиеся! Так, что бы предложить вниманию «дорогого гостя»? Мои первые попытки встать на коньки? Хм, со стороны это, конечно, выглядит смешно, думаю, что у Версальски сейчас подходящее настроение, чтобы оценить мои титанические усилия устоять на разъезжающихся в разные стороны ногах. Совместный выезд на дачу два… нет, три года назад? Отличный фильм получился, да вот только, боюсь, маменька будет категорически против его просмотра. Ведь тогда у них с отцом все еще было нормально, они там шутят вовсю, прикалываются надо мной с дедом, дурацкие интервью дают из серии «несколько слов о вашей собачьей жизни». Как бы мать не расценила это как подрыв ее авторитета в глазах коллеги. М-да, значит, и вся прочая семейная видеосъемка не прокатит. Что же делать?

И тут меня осенило! Ну, держись, Версальски! Против тебя выступает тяжелая артиллерия!

Как только матушка перевернула последнюю страницу альбома, а Версальски открыл рот, чтобы завести старую песню о том, как он устал и как ему не терпится покинуть наш дом и отбыть в отель, я с милой улыбкой (надеюсь, со стороны Версальски она смотрелась как оскал) сказала:

— Ну а теперь вам, Пол, стоит узнать, чем именно занимается ваша будущая жена. Ведь вы человек современных представлений о роли женщины в семье и вряд ли будете рады, если ваша половина станет заурядной домашней хозяйкой, не так ли?

Версальски лишь невнятно промычал что-то в ответ.

А я почему-то я так и думала, что честно ответить у него кишка тонка. Все зависит от правильной подачи, ведь одно дело — отвечать на вопрос по частям, и совсем другое — подтверждать слова собеседника полностью. Попробуйте например, представить, как ответить на такой вот каверзный вопросик: «Вы уже перестали бить по утрам свою кошку?» Прочувствовали? Скажешь «да» — будешь выглядеть отъявленным садистом в прошлом. «Нет» — получается, бедное животное по-прежнему терпит от тебя побои. Вот и неискушенный в словесных баталиях Версальски угодил в подобную ловушку, чем я немедленно и воспользовалась. Так, где же эта кассета?

Буквально через полминуты (оцените оперативность!) я уже нажимала на дистанционном пульте кнопку «play», и по экрану побежала заставка моего прошлогоднего сериала — «Жизнь и любовь». Ну что поделать — тщеславна, водится за мной такой грех. Журналисты, говорят, бережно хранят газеты и журналы, в которых вышли их статьи, писатели с умилением любуются на заставленные их бессмертными шедеврами книжные полки, а я вот храню первые серии каждого сериала, на котором мне пришлось поработать.

На самом деле была еще одна причина моего столь трепетного отношения именно к первым сериям. Видите ли, дело в том, что по законам жанра первая серия — всегда лучшая во всем сериале. Да-да, даже долгожданный финал зачастую уступает первой серии что по накалу страстей, что по интриге. К концу сериала зритель и сам уже безо всяких подсказок может рассказать, чем все закончится. Просто ему до чертиков хочется посмотреть последнюю серию и убедиться, что он был прав еще двадцать серий назад, когда говорил, что по первому киношному злодею тюрьма плачет, второй злодей и до нее не доживет, а истеричная героиня таки доведет главного героя до полного морального износа, поэтому долгий поцелуй под занавес будет происходить на больничной койке.

А вот первая серия — совсем другой коленкор. Буквально на глазах завязываются альянсы, плетутся долгоиграющие интриги, происходят будоражащие душу события. При этом человеку со стороны не надо объяснять, что вон та бабуля — это двоюродная тетка по маме главной героини, а вот этот брюнет — всего лишь дворник с эпизодической ролью, а не роковой красавец, как это могло показаться. Ведь одна из основных проблем первой серии — именно знакомство зрителя с персонажами, которые станут ему привычны, как надоедливые родственники, с которыми ему придется провести у голубого экрана не один месяц подряд. Поэтому разночтений тут быть не может.