– Круглый год, хотя и бывают исключения. Ведь наши горы стоят на пути тропических пассатов, так что северо-восточные ветры хранят нас от холодных океанских течений. На всех главных семи островах средняя температура около семидесяти пяти градусов по Фаренгейту.[2]

– Однажды я точно вернусь сюда и построю здесь дом, – заявил Люк. – Но до этого мне нужно кое-кого отыскать, чтобы привезти ее с собой.

– Значит, вы проехали полмира ради одной женщины? – рассмеялся Киано. – Наверное, эта женщина стоит того.

– Она ангел.

– Вам еще предстоит увидеть наших вахини, – блеснул глазами Киано. – Посмотрим, что вы тогда скажете. На земле нет женщин красивее, чем наши, друг.

– Я в этом не сомневаюсь. Все вы без исключения очень красивые люди. Но любовь всегда видит глубже внешней красоты, а я люблю мою несравненную Андрию.

Когда они вошли в гавань Гонолулу, точно такой же катамаран, только побольше, отчалил от берега им навстречу. Между лодками был устроен помост с навесом, под которым в кресле с царственным видом сидел крупный мужчина. Волосы его были белы как снег, и закутан он был в разноцветные церемониальные одежды. По обеим сторонам кресла стояли слуги, державшие в руках флаги, которые Киано назвал символами власти.

– Это король Камехамеха, мой дядя! – воскликнул Киано. Он вскочил на ноги и принялся, приплясывая от радости, размахивать руками и что-то кричать. – Он, должно быть, прибыл в Оаху! Какая чудесная неожиданность!

Когда королевская лодка приблизилась к их небольшому суденышку, гребцы вытащили из воды узкие весла и торжественно подняли их вверх.

Киано перепрыгнул на подошедшую лодку, склонился в низком, почтительном поклоне перед своим знатным родственником и о чем-то спросил его на своем языке. Очевидно, он просит позволения подняться на помост, догадался Люк.

Король улыбнулся и повел правой рукой, приглашая племянника. Формальности были соблюдены, и Киано вскочил на помост. Камехамеха встал с кресла, и они дружески обнялись.

После короткого обмена любезностями король указал на Люка и Джона, явно интересуясь, кто они такие. Когда Киано рассказал, как решил Люк, об их спасении, его величество одарил обоих сияющей улыбкой и заговорил на таком же беглом английском, что и Киано:

– Добро пожаловать на Гавайи, малихини! В нашем мире нет чужестранцев, есть только незнакомцы.

Люк и Джон хотели подняться на ноги, чтобы выразить почтение королю, но тот жестом показал, что они могут сидеть.

– Нет-нет, не утруждайте себя! Вы оба, должно быть, еще слабы после мучительного и сурового испытания. Я желаю, чтобы вы приняли приглашение и стали моими гостями в королевском дворце в Оаху. Он более скромен, чем моя постоянная резиденция на Гавайях, но я уверен, что мы сумеем сделать ваше пребывание приятным во всех отношениях.

– Это очень любезно и великодушно с вашей стороны, ваше величество, и мы принимаем ваше приглашение с величайшей благодарностью.

Киано перепрыгнул обратно на свой катамаран.

– Тогда поспешим к берегу! – Он помахал на прощание рукой дяде, занял свое место среди гребцов и напоследок прокричал королю: – Держу пари, сэр, что мы пристанем к берегу раньше вас!

Камехамеха рассмеялся и прокричал в ответ:

– Пари принято!

Маленький юркий катамаран быстро оставил позади неповоротливую королевскую лодку. Когда все высадились на берег, Камехамеха вознаградил Киано золотой монетой. Потом в сопровождении свиты он отбыл в экипаже к своему месту пребывания.

– Ожидаю вас к чаю с пирожными в четыре вечера, – сказал он на прощание.

– Чай и пирожные? – рассмеялся Люк. – Чего-чего, а уж этого я здесь никак не ожидал!

– Мой дядя и его брат принц Лот настроены пробритански, и оба благочестивые прихожане англиканской церкви. В молодости они много путешествовали по Европе, и, будь это в их власти, мои дяди возродили бы на Гавайях не только абсолютную монархию, но и древнюю местную культуру, которая сильно пострадала от наплыва всевозможных миссионеров.

– Но у меня сложилось впечатление, что миссионеры совершили очень много хорошего. Совсем недавно вы и сами об этом говорили – всеобщая грамотность, демократическое, либеральное правительство…

– Так ведь все зависит оттого, кто на чьей стороне. Монархисты, по-нашему хаоле, – это белая правящая элита. Опять же есть старая присказка, я ее уже рассказывал вашему другу: у всех миссионеров, когда они только приехали на Гавайи, была Библия, а у всех гавайцев была земля…

– …а теперь у всех миссионеров есть земля, а у всех гавайцев есть Библия! – фыркнув, закончил за него Джон.

– В этом заложен более глубокий смысл, чем может показаться на первый взгляд. Ирония в том, что мы оказались способными учениками и приспособились к устоям европейской жизни намного раньше, чем это предполагали просветители. Тогда церковники обратили свое внимание на другие области, а именно – деньги и политическая власть. Потомки тех первых миссионеров и потомки нынешних в обозримом будущем вполне могут сосредоточить в своих руках экономическую и политическую власть на островах. Когда мой дядя Лихолихо стал в прошлом году королем Камехамехой Четвертым, это означало, что тайная борьба за власть, которая шла между монархистами и белой элитой, станет явной и открытой.

– А какая ставка в этой борьбе для каждой из сторон? – спросил Люк.

– Вы это серьезно, Люк? На Гавайях можно сколотить баснословное состояние на торговле сахаром, кофе, мясом, ананасами. Конечная цель белой элиты – монополия над экономикой, что неминуемо приведет к захвату Гавайев Соединенными Штатами.

Цель Камехамехи почти такая же – безграничная власть плюс необходимость сохранения самого королевского рода. Основная борьба сейчас развернулась вокруг подготовки новой конституции. Американцы настаивают на значительных уступках, имея в виду учреждение этакой карманной монархии, которая обеспечила бы полную свободу местным белым и Соединенным Штатам в торговых делах. Похоже, борьба будет долгой и нешуточной, может быть, даже прольется кровь.

– Мрачная перспектива, – признал Люк. – Как вы можете так спокойно и расчетливо рассуждать об этом?

– Наверное, я из того нового поколения, которое оказалось между несовместимыми культурными и общественными традициями. Я могу убедительно обосновать правоту любой из сторон. И я отдаю себе отчет в том, что эта точка зрения не очень-то здесь приветствуется, – пожал плечами Киано.

– Там, откуда я родом, есть такая поговорка: «И нашим, и вашим», – не без сарказма заметил Люк.

– Очень точные слова. Однако… мы что-то слишком увлеклись политикой, она этого не заслуживает. – Он подбросил золотую монетку, полученную от короля, высоко в воздух и ловко поймал ее. – Теперь мой долг – угостить вас блюдами местной кухни. А потом, – он подмигнул, – и некоторыми местными вахини.