Вот когда они пойдут, ты нервно так их останови. Типа — откликайтесь четче и тому подобное!

А зачем это?

А вот слушай. Они у тебя спросят, мол, чего ты дергаешься. А ты им скажи, что вроде кто-то лез или что-то в этом духе...

Не понял...

Сейчас врубишься. Потому что дальше пошло про твоих два куска зелеными.

Тут опять наступила пауза. Как видно, они переглянулись еще раз. Речь-то шла о таком важном деле, как две тысячи долларов.

Короче, знаешь, что там у вас в ограде дырка есть?

Ну знаю, само собой! — откликнулся Вовендий. — Мы же через нее всегда из самоволки возвращаемся!

И тут наконец Ольга поняла, кто такой этот Вовендий. В Городе есть военное училище. И он, видать, оттуда, раз говорит про КП, про дежурку, про самовольные отлучки из училища, которые у курсантов называются самоволками.

Так вот, слушай дальше, — продолжал дядя Петя. — Часов... так примерно от десяти до одиннадцати в эту дырку кое-кто пролезет.

Да пусть лезет, мое какое дело!

Есть дело! Потому что они пойдут прямо к. тебе...

«Они»? Их сколько там будет-то?

Ой! — хмыкнул дядя Петя сердито. — Что ж ты такой «смелый», а?

Потому что будешь тут... смелым! Сам постой там один, тогда узнаешь!

Да всего двое будут, успокойся. Безоружные. А ты с автоматом, и они тебя не видят.

Ну, и чего дальше? — это Вовендий произнес уже спокойнее.

Они двигаются к твоему ангару... который, в смысле, ты охраняешь. А ты говоришь: «Стой, кто идет!»

Это я без тебя знаю...

Они отвечают: «Север».

Почему «Север»?

Потому что слушай, чего тебе объясняют! И тогда ты говоришь им, что, дескать, выйдите к свету... А пока они выходят, ты звони на КП и шепчи страшным голосом, что какие-то двое к тебе крадутся. В маскшапочках и кавказской национальности... в смысле, ничего не видно, только глаза торчат. Тебе из КП чего бы ни сказали, ты нервно отвечай, что, дескать, это диверсанты. И крадутся. Дальше дай предупредительный выстрел.

Да ты что?!

Сделаешь, как я сказал! А потом прямо в них шарашь. Чтоб не встали!

Я это не буду... этого делать, — с трудом проговорил Пестряков.

Будешь, собака! — эти слова у дяди Пети получились одновременно и ласково и зловеще. — Иначе сам знаешь, про что я кое-кому расскажу. А сделаешь — два куска твои.

Долго Ольга ничего не слышала. И наконец Пестряков произнес:

Мало... За такое мало!

То есть он согласился! И уже начал торговаться с дядей Петей. А Ольга подумала: как же легко эти два человека договорились про... про убийство!

Две не мало, Володенька! — сказал дядя Петя строго. — За две тысячи долларов твой батька целый год пашет! Да и то, дай бог, если их выработает... А тебе за две пули всего!

Сволочь ты, Петр Константинович!

— А хорошо все сделаешь, там и премиальные жди... Но чтоб все чисто!

Они обменялись еще несколькими уже незначительными репликами, и потом Ольга услышала, как по асфальту опять зацокали солдатские подковы. Она продолжала сидеть в своем «доте». И теперь-то ей было плохо, ведь она не могла двигаться — опасалась, как бы дядя Петя не услышал.

Ничего. Хоть она и подмерзала, зато было время все обдумать. Хотя как действовать дальше, Ольга пока придумать не могла. Надо как-то поймать его с поличным. Потому что если она кинется в милицию или в то училище... Ей вполне могут сказать:

Да ты что, девочка, обалдела? Какие выстрелы, какие диверсанты?

И в то же время она была уверена, что дядя Петя готовит что-то ужасное... Эх, вот бы Олежка послушал этого «ветерана», а тем более Робин Гуд! Но у нее не было ни малейших доказательств, ни капельки, ни граммчика.

Хм... А что, если при всех, при Робине, при рыцарях, при Олежке, конечно, прямо ему в глаза сказать:

Я про вас знаю!

Нет, опять не поможет. Он ее начнет обсмеивать, скажет: «Она врунья! Невзлюбила меня...»

И тут Ольга остановилась в этих своих довольно-таки глупых мыслях. Что значит «обсмеивать»? Человек подговаривает других на убийство, а ты говоришь: «Обсмеивать!» Да он тебя, как говорится, уроет — и все, и даже глазом не моргнет. Против него надо тайно действовать. И в результате так сделать, чтоб он ни от чего не смог потом отказаться!

Но она пока продолжала сидеть в своем колодце, и надеяться ей оставалось только на везение — что «ветеран» уедет куда-нибудь, случится солнечное затмение и... тому подобную чушь. Только ничего такого не могло произойти! И время шло, становилось все холоднее. Голод, говорят, не тетка. Но и холод — тоже далеко не дядька, это уж точно! Почти с завистью Ольга подумала о тех ребятах, которые сейчас сидят в классе на уроке... пусть даже и математики!

Нет, сил больше не было. Еще раз она убедилась: без Олежки плохо... Сейчас, ничего не поделаешь, придется рисковать. И никто тебя не подстрахует!

Собралась с духом, уперлась головой в крышку... Ну, не бойся!

А сама боялась, конечно...

Наконец все же приоткрыла крышку. Предварительно так повернувшись, чтобы сразу увидеть, где дядя Петя. Увидела колесо его телеги. Еще немного приподняла крышку. Теперь ей стала видна его рука — тяжелая, мускулистая, с крупными венами — как у всех инвалидов, которые передвигаются только при помощи рук.

И рука эта была расслаблена — просто висела... как она висела бы у спящего человека! Вот оно что... И тогда еще чуть-чуть приподняла крышку. Честное слово, он спал, этот так называемый дядя Петя. Поговорил про убийство, а через десять минут задремал себе на весеннем солнышке!

А ты говоришь: «Пристыдить его». Да он тебя так «пристыдит»!

Однако дальше рассуждать было некогда, надо или сейчас выскальзывать на свободу или... как проснется, как взглянет на нее!

Ну так и сиди, не рыпайся!

Ольга схватилась руками за края колодца, подтянулась, вытолкнула себя наружу. Еще успела подхватить деревянную крышку, чтобы та не хлопнулась об асфальт... Готово! Теперь бежать! Быстро бежать отсюда!

Но снова сдержала себя. Аккуратно положила крышку на место, оглянулась. Никто не наблюдал за ней, ни одна живая душа. Много народу на земном шаре, но именно в эту секунду никому не было дела до этой симпатичной девочки, стоящей посреди двора.

Ужасно хотелось бежать без оглядки. Но она заставила себя спокойно пойти — деловой такой походкой девочки, которая учится во вторую смену, а пока в свободное от уроков время идет в магазин, чтобы помочь престарелой бабушке. Пришла на остановку — абсолютно никем ни в чем не заподозренная. А тут и трамвай, дружище, подъехал, двери распахнул: «Не стоит тебе тут долго светиться!»