Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек надевает на руки резиновые перчатки.
– …по самому по краю… я коней своих нагайкою стегаю, погоняю, – тихо-тихо мурлычет он себе под нос, разрезая Кудэра чуть ниже шеи, поперек – от левой ключицы к правой.
А потом вдоль – от груди до лобка, аккуратно огибая пупок.
– Чуть помедленнее, кони… чуть помедленнее… – с хлюпающим звуком он погружает свои трясущиеся руки в перчатках внутрь Кудэра, – …в-вы тугую н-не слушайте плеть.. н-но что-то кони мне попались… Хроническая пневмония, практически полностью поражена правая доля легкого…
Человек спокойно ковыряется, что-то ворошит там, внутри. Перепиливает, протыкает, цепляет зажимы. Вытаскивает наружу. Распихивает, разливает по большим прозрачным посудинам.
– Я коней напою-ю-ю, – хлюп, хлюп. – Я куплет допою-ю-ю… Хоть немного еще постою-у-у на краю-у-у… Явления гепатита в печени… Селезенка умеренно увеличена… Язва двенадцатиперстной кишки… в стадии обострения… меня пушинкой пум-пурум-пурум с ладони… и в санях меня галопом повлекут парам-парам-па-а-ам… Сепсис в подострой форме… Общая гнойная инфекция на фоне, предположительно, обширного ожога кисти левой руки… Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони… хоть немного, но продлите путь к последнему приюту-у-у… Покойный, безусловно, умер естественной смертью… М-да… Непонятно, как он вообще ухитрился столько прожить… э-э-э… в таком состоянии…
* * *
…Вода снова чернеет, и голос говорит мне:
– Это был твой первый вопрос. Задавай второй.
– Где я нахожусь?
– Разные народы зовут это место по-разному. Но, если не углубляться… Мост, на котором ты сейчас стоишь – и долго еще будешь стоять, – называется Калинов. Река, в которой ты только что искупалась, – Смородина. Точнее – Черная Смородина. Это река с мертвой водой. Она разделяет два берега – Явь и Навь. Вот такая у нас география… Так что – милости просим. Здесь ты и будешь ждать. Это был второй вопрос. У тебя остался последний.
– Чего я буду ждать?
– Ты будешь ждать, пока придет твой муж. А потом вы вместе пойдете в Убежище. Так хочет Мальчик. А пока – тебе не дадут здесь скучать… Будут развлекать – но и пугать немножко.
– Долго все это продлится?
– Ты уже задала свои три вопроса. Но… так уж и быть – я отвечу и на этот. Долго ли, коротко ли – это смотря с какой стороны посмотреть. Со стороны Яви – долго. А со стороны Нави время идет по-другому. Здесь все – теперь. Все просто теперь.
Мне не страшно. Не грустно. Не больно. Мне просто очень, очень холодно.
– Теперь я выполню три твоих просьбы, – говорит голос. – Если это в моих силах. Чего ты хочешь?
Я говорю:
– Мне хочется увидеть тебя.
– Смотри.
Какой-то мужчина выходит из леса, быстрой походкой приближается ко мне. И говорит:
– Привет.
У него усталое, очень худое, бородатое лицо. Я узнаю его.
Однажды я его уже видела. Мы познакомились на какой-то фотовыставке. Потом он повел меня в кафе-блинную. Я ела там, кажется, блины с красной икрой и очень много пила. Он заказал себе темное пиво и блины с медом. Но так ни к чему и не притронулся. Зато все время говорил, говорил, говорил… Какие-то хохмы, побасенки, унылые анекдоты. Некоторые я до сих пор помню…
– …Один мальчик увидел объявление: «В нашем цирке – говорящий ослик и летающие крокодилы!». Мальчик пошел. И действительно – ослик отвечает на вопросы зрителей, крокодилы парят под куполом цирка. После представления мальчик вбегает за кулисы и видит: стоит ослик, рядом с ним – дрессировщик с кнутом. Потом дрессировщик размахивается и – шарах ослика по яйцам, и еще, и еще. Ослик плачет. Мальчик кидается к дрессировщику, кричит: «Как же так? Прекратите! Что вы делаете?».
А ослик говорит грустно так: «Да ладно, мальчик. Это еще что… Видел бы ты, как крокодилов пиздят»… Или вот еще один, Маш, хочешь? Бегут сперматозоиды, друг друга отталкивают. Потом самый первый вдруг останавливается, круто разворачивается и кричит…
Потом мы пошли к нему. Я была очень пьяна. Он был очень болтлив. Через пару часов нам было очень противно – обоим…
– Это не ты, – говорю я, и мужчина передо мной растворяется в воздухе. – У тебя совсем другой голос.
– Тогда, может быть, этот?
Передо мной появляется другой мужчина. Тоже бородатый. С грустными спаниэльими глазами. Его я тоже узнаю – директор интерната…
Он кивает мне:
– Доброй ночи. Что же вы тогда так и пропали?
И улыбается своей кривой циничной улыбочкой.
– Это тоже не ты, – снова говорю я.
Директор молча поворачивается ко мне спиной и идет прочь, становясь все бледнее и бледнее и как-то размазываясь, что ли, по воздуху, теряя четкие очертания – точно он состоит из пара…
– Как знать, как знать, – отвечает голос. – Что ж, может быть, ты права – и это не самые удачные примеры… Но, в любом случае, это было первое твое желание. Осталось два.
Тогда я говорю:
– Мне хочется согреться.
И он отвечает:
– Здесь к тебе будут приходить разные гости. И некоторые из них попросят тебя о чем-то. Будь с ними мила – как бы они ни выглядели, что бы ни делали. Выполни все их просьбы – и тогда ты согреешься.
Я говорю:
– Хорошо.
– У тебя осталось одно желание.
И я прошу:
– Сделай меня безразличной.
Он отвечает:
– Какая глупая просьба. Это я и так уже сделал – так что свое третье желание ты потратила зря. А теперь я оставлю тебя – но прежде, если ты хочешь, я расскажу тебе сказку.
Я говорю:
– Спасибо. Я не хочу сказку.
И остаюсь одна.
В этом интернате к детям был особый подход, не как в других местах. Здесь им рассказывали сказки, читали лекции по истории и пели колыбельные песенки.
– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придет серенький волчок и укусит за бочок… – мурлыкали нянечки.
Потом нянечки гасили свет и уходили, и дети оставались одни. Те, кто мог шевелиться, отодвигались подальше от края постели. А те, кто не мог, так и лежали в прежних скрюченных позах, вглядываясь широко открытыми глазами в черные углы комнаты. Они ждали. Они знали – волк или не волк, – кто-то обязательно подойдет к ним этой ночью, так же, как подходил предыдущей, и будет прикасаться к ним в темноте, и будет обнюхивать их вывернутые шеи, и будет впиваться острыми теплыми зубами в их худые, костлявые бока.
Перед сном, почти каждый день, Мальчик заходил в избушку к Спящей. Он просто стоял рядом с кроваткой и смотрел на девочку или тихо с ней разговаривал. Он рассказывал Спящей о том, как провел день, о том, какая она красивая, и еще о том, что однажды она обязательно проснется. Спящая никогда не открывала глаза, но иногда чуть заметно улыбалась или слегка шевелила губами, точно желая ответить…