Стрелки, засевшие в окопах перед вокзалом, выбивались из последних сил, как выбыл Попов, раненный в горло. Солдаты совсем оробели. Уже третьего командира уносят. А ведь наши стрелки народ молодой — все новобранцы, которые и огня еще никакого не видали, а ведь как держались — точно львы. Видит Ширинский, что дело плохо, и приказал шестой роте поддержать четвертую роту, чтобы пятая могла тем временем отступить к вокзалу. Но как тут отступить? Чуть только подымешь голову из-за железнодорожной платформы — мы лежали вдоль полотна, прикрывшись платформой, — китайцы увидят белую рубашку и сейчас стреляют. Капитан Мешабенский только поднялся с земли и был тотчас ранен. Скверно было. А китайцы набрались такой дерзости, что на наших глазах прорвались в ближайшую деревню, которая перед вокзалом. Тут японцы донесли, что потеряли двух офицеров и половину нижних чинов и больше держаться не могут. Что тут делать? Но молодцы немцы! Как раз пришли вовремя и выбили китайцев из деревни. Потом пришли французы и сменили японцев. Пятой и седьмой роте тоже было плохо. Такой азарт охватил китайцев, что они полезли на наших в атаку, а некоторые смельчаки-китайцы так прямо бросились в штыки. Но не выдерживают они наших залпов — очень не любят! Как дашь хороший залп — сейчас же пятятся. Китайцы стреляли все утро без передышки, не жалели снарядов, но в двенадцать часов дня вдруг затихли — должно полагать, сели обедать. Бой боем, а ведь есть тоже хочется, только у китайцев, конечно, была хорошая рисовая каша, ну a y нас одни сухари да вода в бутылках.

Китайцы пообедали, отдохнули часика два и в два с половиной часа снова открыли огонь. Снова атакуют вокзал, но, подкрепившись кашей и чаем, они сделались еще ожесточеннее прежнего. Снова гранаты решетят железную крышу вокзала. Снова шрапнели рвутся над головой. Снова завизжали пули и застучали по стенам вокзала и по каменным плитам платформы. Вокзал загорелся от гранат, но тушить огонь было некому, да и незачем. В несчастной четвертой роте был ранен сейчас же подпоручик Макаров — рота потеряла четвертого офицера. Роту измученных стрелков увели на бивак, а на ее место поставили шестую роту. Японцев, оставшихся без офицеров, отправили в подчинение к Полторацкому, в седьмую роту. Дело становилось совсем плохо, так как китайцы упорно решили взять вокзал, а подкреплений у нас уже больше не было — ни своих, ни иностранных. Весь наличный гарнизон Тяньцзиня дрался на вокзале и уже выбивался из сил.

Первая, вторая и восьмая роты еще рано утром ушли в Цзюньлянчэн выручать Гембицкого с третьей ротой. Четвертая, пятая, шестая и седьмая отстаивали вокзал. Из них четвертая, потерявшая офицеров и много людей, была возвращена на бивак. Наши казаки, артиллеристы, японцы, англичане, немцы и французы — все дрались, дружно защищая вокзал и имея одного общего начальника подполковника Ширинского. Уже и храбрый Ширинский был в отчаянии, видя, что китайцы не только не уменьшают своего огня, но в количестве не менее двух тысяч человек с каждым часом подходят все ближе и ближе и уже густою цепью на протяжении одной версты обложили вокзал и засели в двухстах шагах от нас. Китайские пули и гранаты свистали, шипели и стучали все чаще и чаще. Все чаще уносили на носилках стрелков. И реже стали греметь наши залпы, так как уже стало не хватать патронов. В отчаянии Ширинский начал думать о том, чтобы переправить через мост на бивак все орудия, увести все роты, очистить вокзал, уничтожить мост через Пэйхо и обороняться в концессиях. Больше ничего не оставалось делать, так как помощи ждать было неоткуда.

— Ура! Ура! Ура! — радостный оглушительный крик вырвался из окопов и пролетел по всем ротам. — Анисимов пришел!.. Анисимов!.. Анисимов!.. — кричали солдаты.

Поезд быстро подходил к станции. Как радостно забилось сердце у каждого солдата и офицера, когда из вагонов стали прыгать солдаты в белых рубашках. В прозрачном воздухе далеко была видна спокойная фигура в белом кителе с широкой грудью и серой бородкой. Это был Анисимов. «Наши!.. Наши!.. Анисимов!.. Ура! Ура!..» — кричали солдаты — и те, которые дрались на вокзале, и вновь прибывшие.

Все, что валялось на песке в грязных рубахах, намокших от пота и забрызганных кровью товарищей, прикрываясь насыпью окопа, китайской могилкой или какой бы то ни было защитой, изнемогая от жары, духоты, голода и ужаса — все вскочило, воспрянуло и, горланя во все горло «ура», устремилось на китайцев. Наступил решительный момент — победить или пропасть, и Анисимов воспользовался моментом по-скобелевски. Вторую роту Анисимов послал в подкрепление нашему левому флангу, a сам с первой и восьмой бросился прямо через поле, вместе с нашим правым флангом, на китайцев. Нашей морской и иностранной артиллерии он приказал поддержать его, а полевой батарее приказал на рысях следовать за ним. Увидали китайцы, как из-за железной дороги и из-за могил высыпали белые рубахи, которые кричат и бегут прямо на них, не выдержали характера, сердешные, и давай удирать от нас. Наши преследовали китайцев до канала. А Полторацкий с седьмой ротой так увлекся, что со своими стрелками влетел в китайский город и — чего доброго — ворвался бы и в самый форт, если бы Анисимов не вернул его с отеческим внушением — не увлекаться. В 6 часов вечера штурм китайцев был отбит, и Анисимов приказал всем ротам вернуться в город на бивак. Две роты были оставлены для охраны вокзала. Китайцы удирали в таком смятении, что побросали в поле сотни три винтовок Маузера и Манлихера и столько же цинковых ящиков с патронами. Спасибо Анисимову — выручил нас!

Инженер-механик Щанкин

— А мы, — говорил офицер, ходивший с Анисимовым в Цзюньлянчэн, — в два часа ночи явились на вокзал. Собрались: первая, вторая и восьмая роты, команда сапер, англичане с одной пушкой Гочкиса и четыре наших морских пушки Барановского. Англичане, видно, очень не хотели, чтобы мы уходили из Тяньцзина, и никак не могли приготовить паровоза. Наконец, мы сели, поехали, и англичане так повели поезд, что паровоз сейчас же сошел с рельсов. Анисимов очень рассердился. Англичане струхнули и начали что-то чинить. Тогда инженер-механик Щанкин сел на паровоз, стал сам управлять машиною, и хотя англичане выдумали машину, но он лучше их повел поезд под гранатами и пулями. Только в шесть часов утра мы двинулись благополучно вперед, вместо двух часов ночи. Лишь только поравнялись мы с восточным арсеналом, китайцы встретили нас огнем из арсенала и импаней. Мы стали стрелять из наших поездных пушек, а стрелки были посланы вдоль полотна. Вдали было видно, как китайцы подбегали к железной дороге, вырывали шпалы и рельсы и поджигали мосты. Анисимов приказал немедленно исправлять путь. Но чем дальше мы шли, тем хуже был путь, и мы едва подвигались вперед. С 8 часов утра мы слышали, что в Тяньцзине идет сильная канонада, и наши отвечают знакомыми ружейными залпами. Видно было, как европейские концессии уже горели в разных местах от китайских гранат, а ветер был сильный. Анисимов собрал ротных командиров: Францкевича, Сушкевича и Шпехта и объявил им, что если нужно спасать третью роту или жителей Тяньцзина, то он выбирает последних. Третью роту мы оставили на Божью волю. В два часа мы двинулись обратно и в четыре пришли в Тяньцзинь. У нас ранен поручик Сенк-Поповский в спину, убито трое нижних чинов, ранено десять…