– Все понятно, Прямой.

– Еще вопросы?

– Вопросов нет. Но позвольте поблагодарить вас.

– Пока вроде бы не за что.

– За хорошую память.

– Успеха, Обратный.

– Счастливо оставаться, Прямой. Отбой. Онго возвратил микрофон.

Обождал, пока техник соберет свое хозяйство снова в ранец. Потом сказал негромко:

– Ну, здравствуй, Сури Ом…

– Здравия желаю (это было сказано с удивлением), господин флаг-воин!

– Не узнал?

Он вгляделся. Закрыл на миг глаза. Снова открыл. Покачал головой, словно не веря. Открыл было рот – и снова закрыл его, так и не издав ни звука.

Что-то блеснуло в его глазах, до сих пор так и не забытых. Бесполезный зов прошлого… Онго усмехнулся. А техник наконец осмелился:

– Онго, ты?.. Но ты же… Ты…

– Я, – согласился Онго. –Как видишь. Ладно, пока – все. Выступаем ночью.

Прочее сейчас не имеет значения.

"Да и вообще, наверное, не имеет", – этого он вслух говорить не стал: ни к чему было.

Ночью загрохотало: подтянувшиеся сутками раньше гаубицы и мортиры, куда более полезные в горной войне, чем пушки, к двум часам выдвинулись на позиции и открыли огонь. Взвились легкие ракеты. На склонах выросли сады огненных деревьев, чей век измерялся секундами, но завершался и век тех людей, чья судьба заставила их оказаться поблизости.

Никто, конечно, не ожидал от этого концерта – "Симфония войны, часть первая, allegro molto" – большого выигрыша. Огонь велся по площадям, улкасские же стрелки наверняка сидели в укрытиях: пещер в Горной стране хватало, глубоких и с извилистыми ходами; так что заметного численного урона врагу нанести не рассчитывали. Целью обстрела было – как и всего запланированного в новом варианте массированного наступления – лишь отвлечь внимание улкасов от других направлений, других проходов к немногим перевалам, которые следовало преодолеть, чтобы выйти на плато Ич-Майрат.

Эта крупная войсковая операция с точки зрения привыкшего во всем сомневаться веркома Сидо не имела шансов на успех: слишком уж много оставалось неясностей. Однако она могла послужить для того, на чем Сидо в последние дни сосредоточил все свое внимание: для скрытного и беспрепятственного заброса группы Онго в тот горный район, где Директор Про-Института рассчитывал найти подтверждения своей гипотезы о подлинных причинах и возможных следствиях Нежданной войны.

Он знал, что опыта войны у улкасов хватало, во всяком случае – войны в горах, и потому не сомневался: дороги к центральным, важнейшим районам Горной страны будут охраняться в зависимости от удобства и протяжения троп – чем ближе перевал и удобнее проход, тем серьезнее окажется защита, тем тщательнее будут контролироваться тропы и тем больше шансов на то, что каждый овраг будет заминирован, так что всякий, не знающий ключевых слов и действий, обрушится в пропасть, не успев сделать и пяти шагов по хрупкому настилу, висящему, как сказано уже давно, "подобно слезе на реснице Создателя". Из этой простой формулы следовало, что самый далекий путь к самому неудобному перевалу будет охраняться с меньшим тщанием, чем любой другой – и не потому, что таков приказ (его, естественно, никто никогда не отдаст), а по той лишь причине, что выставленные для охраны люди знают, что главную часть задачи за них выполняет сама природа, а на их долю остается самая малость; а такое ощущение всегда действует расслабляюще. На этом обстоятельстве и был построен расчет, коим был предусмотрен чуть ли не каждый шаг группы; однако на словах флаг-воину было дано еще одно указание, или разъяснение, и было оно выражено так: "У тебя инструкции на все случаи, а уж как ими пользоваться – решай сам в каждом конкретном варианте. Потому что и спрос будет с тебя, а не с компьютерной команды". Онго и начал с первых же минут поступать именно таким образом.

Впрочем, группа начала свое движение именно по указанному маршруту.

Произошло это, когда неожиданно сильный ответный огонь с гор достиг уже подобающей плотности, чтобы можно было поверить, что противник на склонах всерьез втянулся в игру.

Разработкой предписывалось, углубляясь в тыл улкасов, двигаться под прямым углом к направлению действий отвлекающих сил – то есть на северо-восток, принимая еще к востоку. Разведчики, по-одному выскользнув из колонны квадрата, выходившего из внутренних ворот туннеля, собрались вокруг Онго в месте, определенном заранее по карте, – на пятачке, рядом с отдельно стоящим тут деревом – арубой с толстым стволом и мощной кроной. Здесь темнота была еще гуще, чем вокруг, где мгновенные озарения рвали мглу в клочья. Группа, в последний раз проверив подгонку снаряжения, уже выстроилась в колонну по одному, чтобы незримо и неслышимо ни для кого покинуть эти места, однако в самый последний миг неподвижности Онго внезапно принял другое решение.

Дело было в том, что он накрепко – на всю жизнь, наверное, – запомнил лицо триг-воина ОСС Раго, того, кто недавно арестовывал его, потом держал в тесной камере агралета и под конец пытался убить. Онго надеялся больше никогда с этим человеком не встретиться; но когда группа, смешавшись с солдатами квадрата, выходила из туннеля, ему показалось, что .почти рядом с внешним входом он заметил именно этого офицера. Правда, уже не в мундире, а в общевойсковом комбинезоне, но это был именно он – тут сомнений у Онго ни на миг не возникло. Раго стоял, словно чего-то или кого-то ожидая, и был не один: в двух шагах от него расположились, словно отдыхая, кто присев на камень, кто просто опустившись на корточки, не менее двух дюжин солдат, снаряженных для похода примерно так же, как и сам Онго с его группой. А ведь Сидо предостерегал…

Раго не заметил никого из разведчиков; возможно, ожидал, что они будут двигаться через туннель самостоятельно, а не растворившись в массе войск. Но вряд ли его задача ограничивалась поисками Онго только тут, у входа. А значит…

Однако не только это смутило флаг-воина. Там, куда им следовало направиться, огонь был вовсе не самым слабым, как предполагалось; может, люди там, наверху, просто не выдержали напряжения, которое неизбежно овладевает солдатами, когда их товарищи ведут неравный бой – пока еще огневой, но того и гляди грозящий превратиться в схватку лицом к лицу. Товарищи отбиваются, может, из последних сил, а они тут вынуждены сидеть тихо, не привлекая к себе внимания наступающего противника, не помогая своим даже огнем; нужно иметь сильный характер, а главное – привычку к беспрекословному выполнению приказов, чтобы так вот и просидеть молча. Эта привычка вовсе не свойственна улкасам, повиноваться они готовы только и исключительно Создателю, в остальном же подчиняются лишь собственному рассудку, а еще больше – чувствам. И вот теперь там, где предполагалось, по разработке, наименьшее внимание и численность охраняющих тропы улкасов, огонь вдруг возник достаточно сильный, чтобы сразу же отбросить этот вариант.