– А он будет? Процесс?

– Неизбежно. Но, – тут шеф усмехнулся, – не уверен, что население получит какую-то информацию о нем. Все пройдет при закрытых дверях, в этом я более чем уверен. Вот так обстоят дела, квадрат-воин. Вы и ваши люди заработали хороший отдых. Что еще вы хотели бы от меня услышать? О дальнейшей вашей службе будем говорить потом, когда вернетесь. Кстати, как чувствует себя ваш раненый?

Онго встал.

– Я очень благодарен вам за объяснения, шеф. Раненый выздоравливает. Но я хотел бы попросить вас об одной вещи, о небольшом вмешательстве в медицину.

– А что такое? Его плохо лечат, по-вашему?

– Нет, все обстоит прекрасно. Однако…

И Онго в немногих словах изложил свою просьбу.

– Главное, чтобы все было сделано по-настоящему. С учетом возможных и желательных последствий. А это непросто.

– Гм, – сказал Шеф. – А что, для этого нужно вмешательство на моем уровне?

– Так мне сказали, поскольку мое пожелание идет вразрез с нынешней государственной установкой…

– Да, понимаю. Хорошо, думаю, для вас я смогу это сделать. Если только сам раненый…

– Уверяю, он не будет возражать. Потому что…

– Хорошо, детали мне не нужны. Идите, квадрат-воин, я помогу вам. Когда в таком случае возможно полное выздоровление?

– Если не будут тянуть – обещают через пять недель.

– Запомню. И если дела не помешают…

То ли действительно дела помешали, то ли Сидо просто забыл – так или иначе, когда Сури выписывали из госпиталя, Онго оказался единственным встречающим. Правда, провожать Сури вышло почти все отделение, включая и тех больных, кто в состоянии был передвигаться самостоятельно. Они даже не поскупились на цветы, и это вызвало на лице Сури выражение крайнего смущения.

Стесненно улыбаясь, бывший участник разведывательной группы не очень уверенной походкой проследовал мимо провожающих и с облегчением ощутил твердую опору, какой оказалась рука Онго. Онго был в полной форме и с орденом Военного успеха второй степени на груди. Так что приветствия провожающих в полной мере относились и к нему: это ведь был военный госпиталь, и здесь знали цену боевых наград лучше, чем в любом другом учреждении.

– Ну, слава Творцу! – эти слова Сури сопровождались долгим вздохом. – Куда мы сейчас?

Онго отметил, что голос Сури успел уже измениться. Ответил он не сразу; прежде подвел Сури к машине, поднял дверцу, помог сесть и сам уселся за пульт.

– Ко мне, куда же еще? – ответил он наконец. – А вернее, к нам.

– Я долго ждал… ждала этих слов, – сказала Сури.

– Ты не жалеешь?

– Ничуть. Ведь получилось все-таки по-моему: мы вместе. А кто в какой роли – наверное, не самое главное.

– Тебе еще придется привыкать…

– Конечно. Но я к этому готова.

– Все так просто?

– Ну, вопросов, конечно, еще немало. Но…

– Спрашивай.

– Я полноценна?

– Во всех отношениях.

– И смогу родить?

– У тебя есть все для этого.

– Но фигура, анатомия?..

– Изменится, как надо. Если есть в Свире что-то, действительно современное, то это именно инверсионная медицина. Пока ты там лежала, я изрядно подковался по этой тематике. Надо же было чем-то занять время отпуска. Хотя время прошло быстро…

– Что ты теперь? Будешь воевать дальше? Онго, я просто не смогу потерять тебя еще раз.

– Ну, я теперь в разведке, а не в пехоте. В стратегической разведке. Не в окопах.

– Ну да. Это, конечно, курорт!

– Не будем начинать семейную жизнь с сарказмов.

– Тогда скажи, каким будет теперь твое задание.

– Ну, на днях начнется процесс: будут судить тех, кто эту войну задумал и осуществил. Я там стану выступать свидетелем.

– Значит, война закончится?

– Ну, вот еще! То есть она закончится, конечно, но только нашей полной – на этот раз – победой. А до нее еще топать и топать.

– Значит, у тебя снова будут группы, забросы…

– Женщина! – сказал Онго строгим голосом, но с улыбкой. – Не нарушай древнего завета. Ты ведь помнишь, что женщина не имеет отношения ни к чему, связанному с войной. В том числе, полагаю, и к военной информации. Очень разумный завет, мне кажется.

Сури ничего не ответила, но возникшая на ее губах ответная улыбка не обещала Онго беспрекословного подчинения новой женщины.

– Ага, – сказал флаг-воин, – понятно. Ты думаешь: вот овладею всей женской технологией очарования и выпытывания – и куда же ты, простодушный вояка, денешься! Так?

Сури бросила на Онго косой взгляд тех самых глаз, которые он никогда не забывал; взмахнула ресницами, и Онго ощутил, что сердце резко изменило режим работы.

– Ты осторожней, – попросил он. – А то врежусь во что-нибудь и не доживу ни до какого задания.

– Я вот тебе врежусь!..

И за этими словами последовала вереница других слов – весьма крепких, широко употребляемых в солдатской среде, но не вполне уместных в устах женщины.

Сури тут же сама поняла это и покраснела.

– Прости. Как-то само собой получилось. Больше не буду. Не сердись.

– Придется тебе еще потрудиться, чтобы стать настоящей женщиной. Не так это просто, как тебе кажется.

Сури не ответила. Она больше не улыбалась. Лицо ее стало хмурым.

– Что грустишь?

– Боюсь, – ответила Сури откровенно.

– Того, что мы станем делать дома? Боишься близости? Но ведь нам не впервые.

– Да. Боюсь. То – не в счет. Я не очень представляю себя…

– Не бойся, я буду осторожен, – пообещал он, хотя и не знал, как это у него получится. Потому что и его мужской опыт был не больно-то велик, а осторожность в нем и не ночевала.

– Арук побери эту войну, – сказала Сури. – Если бы не она, все было бы нормально. Как тогда.

– А по-моему – так лучше. И ты и я – каждый получил свое.

Сури помолчала. А когда машина остановилась наконец, сказала:

– Если так, то поцелуй меня. По-настоящему. Как женщину.

И Онго не заставил ее ждать.