Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Той, что была с ним на чердаке? Нет, не сказал.
– Он видел Снегину на сцене. Я уверена, что она тоже там была не одна.
– Мезенцев видел только ее, другой информации у меня нет.
– Если Снегина покончила с собой таким символическим, запутанным образом, у нее для этого должна была быть веская причина: личная потеря, решительный разговор или чей-то отказ во взаимности.
– Точно подмечено, – сказал следователь.
– В таком состоянии человек не станет танцевать на сцене и пить вино.
– В вине был яд, – напомнил Митрошников.
– А что, если Снегина не знала про яд? Это указывает на присутствие еще одного человека.
– Не будем гадать на кофейной гуще. У нас нет достаточной информации. Рассказ Мезенцева скорее подтверждает официальную версию самоубийства, чем опровергает ее. Впрочем, я здесь не за этим. У меня для вас хорошая новость.
– Наконец-то, – сказала Лионелла. – От плохих я устала.
– На вашей сумочке найдены посторонние отпечатки.
– Что теперь?
– Горничных в гостинице уже дактилоскопировали, однако ни одного совпадения не обнаружили. Завтра утром будем снимать отпечатки у всех, кто присутствовал в комнате, где была оставлена сумочка.
– У артистов театра?
– Также у режиссера и заведующей труппой.
– Мне бы этого не хотелось, – опасливо возразила Лионелла.
– А вас, уважаемая, никто и не спрашивает. Есть заявление о краже ювелирного украшения, я провожу необходимые следственные действия. Если не желаете присутствовать, скажитесь больной. В конце концов, вы на больничном.
– Пожалуй, я так и сделаю.
По возвращении в гостиничный номер Лионелла позвонила Кириллу и предложила вместе поужинать. Он отказался, но потом пообещал зайти через час и отвести ее в ресторан на первом этаже гостиницы. На большее у него не было времени, после ужина Кирилл намеревался подняться в свой номер и лечь спать.
Такой расклад не устраивал Лионеллу, поскольку она выбрала вечерний наряд, который был неуместен в заведении, где наспех едят туристы и командированные. Тем не менее она согласилась.
Буквально через минуту после разговора с Кириллом Лионелле позвонил муж. Поинтересовавшись ее настроением и самочувствием, он сообщил:
– Завтра утром тебе придется съездить в арендованный особняк. Туда приедет хозяйка с ремонтником.
– Зачем? – спросила Лионелла.
– Ты сказала, что в доме холодно.
– Я там не живу.
– Мы платим этой особе приличные деньги. Пусть побеспокоится, чтобы в доме было тепло.
– Зря ты это затеял, – сказала она.
– Если не хочешь ехать, могу кого-нибудь прислать из Москвы, – сказал Лев Ефимович. – Решил проявить заботу, но ты, как видно, не оценила. Мне очень жаль.
– Ну хорошо, я поеду. Во сколько там будет хозяйка?
– Утром она тебе позвонит и назначит точное время.
– Договорились. – Закончив разговор, Лионелла оценила его так: прохладный, с оттенком взаимного недовольства.
Следующим на очереди был звонок завтруппой Терехиной.
Для затравки Лионелла покашляла в трубку и только потом заговорила тихим больным голосом:
– Елена Васильевна, это Баландовская…
– Что с вами? Заболели? – с подозрением спросила Терехина.
– Немного простыла…
– Надо понимать, что завтра на репетицию не придете?
– Возможно, приду в себя после обеда…
– Выздоравливайте. – Пожелание было высказано без сочувствия, скорее с сарказмом, но Лионеллу это не задело. В конце концов, она сама была не без греха.
Кирилл зашел за Лионеллой в девять часов вечера, когда та уже была готова раздеться и лечь спать голодной.
– Ресторан закрывается в десять, – сказала она.
– И что? – устало улыбнулся Кирилл. – Поесть-то успеем.
Они спустились в ресторан, сели за дальний столик и сделали заказ по меню. Однако официант объяснил, что многих блюд уже нет. Пришлось выбирать из того, что осталось.
– Прости, виноват, – сказал Кирилл. – Задержался в бутафорском цехе.
– Зачем?
– Контролировал ход работ.
– Что делали?
– Цветы и фрукты для твоих шляпок.
– Шутишь?
– Честное слово.
– Боже, как романтично, – улыбнулась Лионелла. – Их делают те самые болтливые бутафоры?
– Две милые семидесятилетние дамы. Все умеют, все знают, обо всем имеют свое суждение. Золото, не старухи.
– Рассказали что-нибудь интересное? – спросила Лионелла.
– Про что конкретно?
– Например, про Снегину.
– О ней речь не заходила. – Кирилл проследил взглядом за официантом, который ставил на стол тарелки и, когда тот ушел, заметил: – Ты будто допрашиваешь меня. С чего бы это?
– Просто интересуюсь.
– Зная тебя, могу предположить, что за этим «просто» кроется нечто.
– Вообще-то я позвонила, чтобы извиниться, – сказал Лионелла.
– За что?
– За то, что заставила тебя поехать в Москву, а потом бросила одного.
– Одиночество – мой конек, мое привычное состояние. Я с этим справился.
– И все-таки чувствую себя виноватой.
Кирилл с подозрением прищурился и погрозил ей пальцем:
– По-моему, ты специально подлизываешься…
– С чего ты это взял?
– Хочешь знать, что рассказали бутафоры? – он усмехнулся. – Хитра ты, Машка, но я хитрее тебя.
– Даже если так. Отчего бы не рассказать? Что в этом такого?
– Давай выпьем и наконец поедим, – предложил Ольшанский.
– Потом расскажешь?
– Расскажу.
Так и вышло, Кирилл все выложил еще до десерта:
– Ничего особенного, обычные театральные сплетни про Магита.
– И в чем он замечен?
– В прелюбодеянии. – Кирилл усмехнулся. – Я видел его жену и хорошо его понимаю. Гуляет Магит интеллигентно. Сейчас он спит с Анжелиной Зорькиной, а до нее встречался с Кропоткиной. Незадолго до ее гибели она получила отставку.
– Так вот из-за кого они подрались в караоке…
– Отвечу словами философа: «О времена! О нравы!»
– Чьи, кстати, слова? – поинтересовалась Лионелла.
– Цицерон. – Кирилл разлил вино по бокалам и предложил: – Давай напьемся сегодня?!