– Вот эта милая и нейтральная. Подойдет. Сударыня, – повернулся он к пациентке, – если вы позволите мне еще раз вас побеспокоить. Пожалуйста, прочтите вот этот абзац. Прекрасно. Теперь верните газету. Хорошо. А теперь перескажите мне то, что вы прочли, дословно.

Незнакомка охотно согласилась, сложила руки на коленях и начала пересказ. Холмс вручил нам с Лестрейдом газету и указал абзац, который она только что прочла: это оказался финансовый отчет об импорте копры.

Когда она дошла до середины абзаца, я во внезапном озарении воскликнул:

– Холмс! У нее фотографическая память!

Сыщик благосклонно улыбнулся мне и чуть наклонил голову, словно делал поклон по окончании представления.

– Но о чем это говорит? – слабо спросил Лестрейд.

– Понятия не имею, – жизнерадостно признался Холмс. – Однако присовокупьте это к вашей коллекции фактов. Позже это может оказаться важным.

Мы собрались уходить. Холмс повернулся, чтобы на прощание ободрить пациентку:

– Сударыня, не бойтесь. Есть все основания надеяться, что благодаря полученным нами сведениям инспектору Лестрейду удастся быстро и удачно завершить ваше дело. Мы будем поддерживать с вами связь.

Он был вознагражден первой искренней улыбкой, которую я увидел на лице незнакомки. В ней была робкая надежда, осветившая и смягчившая лицо, которое прежде казалось слишком суровым, костлявым и напряженным, чтобы видеть в нем женскую красоту.

– Этот случай не лишен интересных моментов, Ватсон, – заметил Холмс, пока мы ехали в кебе домой. – Надеюсь, наш друг Лестрейд сумеет отдать ему должное. Не сомневаюсь, что он еще обратится ко мне, прежде чем дело будет завершено. Тут есть несколько двусмысленностей: пока их можно истолковать по-разному. – Он замолчал, задумавшись. – Но прекрасный пол – это по вашей части, как я, кажется, уже имел случай вам говорить. Что вы думаете о находке Лестрейда?

– Как о женщине? – Я пожал плечами. – Конечно, ее душевное равновесие очень нарушено. Трудно судить.

– Вы не были ею полностью очарованы? Это необычно.

Я искал слова, которые передали бы мои очень неясные впечатления.

– Несправедливо было бы судить ее в ее нынешнем состоянии, однако должен признать, что я не расположился в ее пользу безоговорочно. Мне показалось, что ей не хватает той нежной одухотворенности, которая служит решающим признаком утонченной женщины.

– Короче, она показалась вам слишком резкой. Полагаю, вы правы. Утонченность, по-видимому, не очень ей свойственна. И в то же время для женщины она удивительно умна и обладает отвагой, в высшей степени необычной для представительниц ее пола.

– Вы нашли ее привлекательной? – спросил я, изумившись даже столь осторожной похвале в устах моего друга-женоненавистника.

– Я нахожу ее загадочной. Но, боюсь, она должна служить предметом интереса для психиатра, а не для пожилого сыщика. У меня были клиентки, которые теряли драгоценности, мужей или женихов. Но вот клиентка, потерявшая прошлое, – это нечто новое.

– Но вы ведь сказали, что не считаете ее сумасшедшей!

– Она явно способна рассуждать логически и обладает даром наблюдателя. Амнезия не обязательно означает безумие в смысле больничной палаты и смирительной рубашки.

– Значит, вы считаете, что ее проблема имеет не уголовный, а медицинский характер?

– Безусловно, медицинский. Но пока мы не можем исключить и того, что она связана с преступлением. Более того, исключить такую вероятность мы не имеем права. Мне будет весьма интересно услышать, что Лестрейд откопает в Кэмберуэлле. Нет, я не стану к вам заходить. Миссис Ватсон лучше меня сможет позаботиться о том, что вам сейчас необходимо. Прошу прощения за то, что так надолго отсрочил столь необходимый вам отдых.

Я вышел из кеба перед домом и прощально помахал Холмсу вслед.

– Дайте мне знать, как все обернется! – крикнул я.

Ближе к полуночи я сидел дома в своем кабинете, на Куин Энн-стрит. Жена и слуги уже легли. Днем я довольно долго спал, так что успел отдохнуть после трудов прошедших ночи и утра, но теперь мне не спалось. Благодаря самой скучной статье, которую удалось найти в «Британском медицинском журнале», я уже начал надеяться, что засну, и тут звонок в дверь рассеял надежды на спокойный вечер. Полуночные звонки неизменно означали, что какому-то пациенту понадобилась неотложная помощь. Не надевая сюртука, я направился открывать дверь, размышляя о прелестях жизни правительственного чиновника.

– Холмс! – воскликнул я. – Что привело вас в…

Только тут я заметил, что он не один, – и изумленно замолчал. С ним была дама с набережной. На ней был хорошо сшитый, но очень простой длинный плащ, но из-под плаща выглядывали ноги: одна в шлепанце, другая – босая. Влажные нечесаные волосы падали на бледное напряженное лицо, потемневшие глаза были расширены, из-за чего вид у нее был неопрятный и дикий. Она неловко прижимала одну руку другой. Рукав плаща был в пятнах крови.

– Холмс, что случилось? – встревоженно спросил я, закрывая дверь за странной парой: мне показалось, что и сам Холмс не так подтянут и спокоен, как этим утром.

– По меньшей мере попытка убийства, Ватсон, – негромко проговорил он. Его тон совершенно не вязался со страшным смыслом его слов. – Извините, что потревожил вас в такой час, но вы нужны мне в вашем профессиональном качестве. Миссис Ватсон спит? Ну, это к лучшему. Пока ее нет нужды беспокоить.

Я старался говорить тихо.

– Пойдемте в кабинет. – Я прошел перед ними и включил свет.

– Придется зашивать, – сказал Холмс, помогая даме снять плащ и усаживая ее за стол. Под плащом оказались простые юбка с блузкой. При свете стало видно, что она бледна и дрожит. – У нее на руке резаная рана. Не смертельная, но кровоточит чертовски сильно.

Раненая рука была замотана пропитанным кровью полотенцем, так что мой друг явно не преувеличивал. Приготовив инструменты и тазик, я развязал полотенце и пропитанный кровью носовой платок. На предплечье оказалась длинная и прямая резаная рана: у запястья – почти царапина, но ближе к локтю – глубокая.

– Боже мой, как это случилось? – вопросил я.

Пока я промывал и зашивал рану, Холмс рассказывал о происшествии. Незнакомка хранила обычное молчание, лишь иногда резко втягивая воздух, когда мои действия причиняли ей неизбежную боль.

– Отчасти это моя вина. Глупо было полагаться на этого идиота Лестрейда! – с горечью произнес Холмс. – Но мне следует начать с начала, после чего леди сможет поведать вам свою часть истории.

После того как мы расстались, я занимался картотекой. После ужина ко мне заглянул покурить Лестрейд, как он порой это делает. Я спросил его, как идут поиски в Кэмберуэлле.

«Ах, мистер Холмс! – жизнерадостно проговорил он. – Как все неожиданно разрешилось! Всего пару часов назад к нам пришел брат той леди и забрал ее».