Билли, юный слуга Холмса, впустил меня в квартиру, и я застал его хозяина за остатками скромного завтрака. Он уже закурил первую за день трубку (набитую недокуренным накануне табаком) и начал изучать одну из газет, разбросанных по столу в обычном беспорядке. Холмс пристально посмотрел на меня.

– Принесите еще кофе, Билли, – в первую очередь распорядился он. – Присаживайтесь, старина. Вид у вас очень усталый.

Я кивнул и с радостью опустился в привычное кресло. Холмс хранил спокойное молчание, пока я не допил первую чашку кофе, а потом мы поговорили о старом Гастингсе, с которым Холмс был немного знаком.

– Вы чем-то заняты? – осведомился я наконец, желая перевести разговор на более веселую тему, и кивком указал на газету, развернутую у его тарелки.

– Возможно. Хотя на первый взгляд может показаться, что это скорее по вашему профилю, чем по моему. – Он постучал по газетному листу длинным тонким пальцем. – Судя по состоянию вашего подбородка, вы утреннюю газету не читали. А вчерашнюю видели? Нет? У вас как раз хватит времени, если хотите. Лестрейд звонил мне недавно, и скоро появится здесь сам. Центральная колонка. – Он протянул мне газету. – Все газеты пишут примерно одно и то же.

Заголовок гласил: «На набережной найдена женщина. Попытка самоубийства? Полиция ищет сведения, чтобы установить личность неизвестной». На газете было проставлено вчерашнее число.

«Сегодня примерно в два часа утра неизвестная женщина была обнаружена констеблем Джоном Хармоном, совершавшим обход своего участка на набережной неподалеку от Нортумберленд-авеню. Несчастная сидела на спуске к реке, вымокшая до нитки, и куталась в простыню. Она находилась в странном состоянии, похожем на глубокий шок, и отказывалась говорить и отвечать на вопросы. Констебль доставил женщину в Новый Скотленд-Ярд, откуда ее затем перевели в больницу Святого Варфоломея. Полиция дает следующее описание неизвестной: рост пять футов восемь дюймов, вес приблизительно 9 стоунов, волосы длинные, темно-русые, глаза серые. На вид тридцать – тридцать пять лет. На левой икре след от давнего ожога, еще один шрам – на левом плече, и свежий порез на правом запястье. Всех, кто имеет сведения о личности этой женщины, просят связаться с полицией. Расследование – в опытных руках инспектора Скотленд-Ярда Лестрейда, который ведет дело со свойственными ему решительностью и проницательностью».

– Весьма странно, – сказал я, возвращая Холмсу газету, – но не слишком подробно.

– Полагаю, материал подверстали в последнюю минуту, – отозвался Холмс. – Но в сегодняшнем номере мало что добавлено, хотя они еще не говорят, что полиция пребывает в недоумении. Однако здесь слишком мало сведений, чтобы решить, попадает ли это дело в категорию необычных или просто отвратительных. Но, если я ничего не путаю, эти размеренные шаги принадлежат тому, кто сможет поведать нам обо всем.

Инспектора Лестрейда впустил в комнату паренек в курточке со множеством пуговиц. Сам Лестрейд нес под мышкой грязный белый узел, а на хитроватом лице выражалось легкое раздражение. Он поздоровался с нами тем тихим и вежливым тоном, какой появлялся у него всякий раз, когда расследование двигалось туго.

– Право, мистер Холмс, не припомню другого дела, где было бы настолько мало улик, – проговорил он, развязывая свой узел, чтобы продемонстрировать его Холмсу. – Одежда хоть что-то да говорит о человеке. Иногда можно даже определить, откуда она. Видел я, как вы чудеса творили с подкладкой карманов. Но у этой несчастной нет ни подкладки, ни карманов.

– Насколько я понимаю, простыня – то самое одеяние, о котором упоминалось в газетах, – отозвался Холмс. Взяв ткань, он принялся внимательно ее рассматривать. – Ну что ж: отсутствие улик иногда тоже о чем-то говорит. – Он отошел с простыней к окну. – Довольно обычный предмет, правда? Простынями такого размера и качества часто застилают больничные койки. Могу ли я полагать, что вы проверили наиболее очевидную возможность, что эта несчастная женщина сбежала из какого-нибудь учреждения?

– Мои люди занимались этим со вчерашнего утра. Полагаю, мы проверили все общественные и частные клиники и дома умалишенных в городе (Господи, сколько же их!), но ни из одной не пропадала женщина, которая соответствовала бы описанию этой леди.

– Эти пятна крови… Какие раны были у молодой особы?

– Небольшие. Порез и пара царапин. Ее не избивали, не связывали. И больничный врач сказал, что насилию она тоже не подвергалась.

– Сколько отрицательных результатов! А как насчет лекарств?

– Вот из-за этого я и отправился по больницам. На ней несколько следов от уколов. Ясно, что ее где-то лечили, если только она не потакала собственному болезненному пристрастию. Постепенно я прихожу именно к такой теории.

– Следы на одной руке или на обеих?

– О, на обеих.

– Значит, уколы ей делал кто-то другой, так что ваша вторая теория несколько теряет привлекательность. Вы сами осматривали эту женщину?

– Я ее видел. Необычная у нее внешность, я бы сказал. Но с тем же успехом можно разговаривать со статуей: такая же неразговорчивая. Остаются только улики. А их нет. Так что придется сидеть и ждать, чтобы кто-нибудь пришел ее опознавать. Если придет.

– Ну, я бы так не сказал, – проговорил Холмс. – Возможно, сама женщина может предоставить нам больше улик, чем вы думаете. Хотя на сей раз я вынужден согласиться, что это ваше одеяние дает немного материала для дедукции.

Услышав такое признание собственного поражения, Лестрейд довольно улыбнулся.

– Если бы нам удалось найти то, чем она порезалась, я был бы доволен, – сказал он. – Например, следуя вашему способу рассуждений, если бы это оказался кухонный нож, мы могли бы сказать, что она – несчастная домохозяйка, которую нищета толкнула на столь отчаянный поступок. А будь это, скажем, дешевый перочинный ножик, мы бы решили, что это бедная девица, которую бросил возлюбленный.

Холмс задумчиво поднял простыню к свету.

– Следуя вашему способу рассуждать: она разрезала себе запястье и была в воде, следовательно, пыталась вскрыть себе вены и утопиться, да? Это выглядит несколько чрезмерным. – Холмс кисло улыбнулся. – Ну что ж, я предложу вам альтернативный вариант. Вы не найдете ножа, потому что его не существует, и она не пыталась покончить с собой, утопившись. На самом деле она вообще не пыталась покончить с собой.

– А как вы пришли к такому заключению по простыне? – вопросил несколько удивленный Лестрейд.

Однако на этот раз осторожность не позволила сыщику отвергнуть теорию моего друга.

– В ту ночь, когда эту женщину нашли, она проходила через Кэмберуэлл – или находилась там. Эти пятна от глины выглядят довольно характерно, хоть они и размыты от пребывания в реке. Полагаю, она переплыла реку. А женщина, способная переплыть Темзу, вряд ли сочтет воду достаточно смертоносной, чтобы пытаться покончить жизнь самоубийством, утопившись. К этому я могу добавить только то, что она покинула место своего пребывания, обернув простыней правую руку и разбив окно, и что она ела овсянку. Дополнительные сведения должны поступить из больницы. Я был бы рад, если бы вы к нам присоединились, Ватсон. Подозреваю, что ваша специальность может оказаться для нас полезной. Будьте добры, вызовите Билли. Мы возьмем кеб.