Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я — другая. Я — не Полита. Я — это я.
Теперь я не боялась ее злого языка. У меня было нечто, о чем она могла только мечтать. И я хотела в мельчайших деталях запомнить ее темное лицо, когда она все узнает. Как оно посереет, вытянется. Как забегают глаза. Хотела видеть ее жгучую зависть, с которой она не сможет ничего поделать. В этот миг я была так счастлива, что, казалось, будто я светилась.
Она плавно вышагивала, но я прекрасно замечала, что ее едва не трясло от злости. Она украдкой сжимала и разжимала кулаки. Полита оглядывала покои, хоть старалась и демонстративно не подавать вида. Но я замечала все. Хотела замечать.
Лигурка, наконец, подошла, остановилась в нескольких шагах. Сжала зубы и молча смотрела на меня, будто пыталась что-то разглядеть. Наконец, вскинула остренький подбородок:
— И за какие же это заслуги, криворукая?
— Видно, за те, которых нет у тебя.
Она подошла совсем близко и почти дышала мне в лицо:
— Чем ты лучше меня, криворукая? Чем?
Ее глаза увлажнились. Казалось, еще немного, и Полита просто зарыдает. Она шмыгнула носом, уставилась мне в лицо и молчала, замерев. Лишь сопела, раздувая ноздри. Наконец, встрепенулась и толкнула меня в грудь так, что я едва не упала:
— Чем ты лучше? — она снова толкнула меня, но уже не так сильно. — Чем? Я дольше тебя в этом доме. Я люблю своего господина больше всех! Больше всех здесь! Слышишь? Так, как никто никогда не любил! — она вновь и вновь толкала меня, но с каждым словом эти яростные толчки ослабевали. Она будто теряла силы. — Чем ты лучше, поганая мерзавка?!
Она взвизгнула и хотела вцепиться мне в волосы, но я успела отшатнуться. Лигурка лишь ощутимо дернула прядь. Она стояла, наклонившись, сжав кулаки. Шумно дышала и, казалось, вот-вот снова кинется.
Я выпрямилась, глубоко вздохнула. Пусть она знает! Пусть удавится от зависти!
— Потому что я…
— пошла вон! — Гаар возникла, будто из воздуха. Подбежала и встала между мной и Политой. — Пошла вон отсюда!
Я усмехнулась:
— Почему же… Пусть послушает! Раз так хочет.
Гаар молниеносно обернулась ко мне:
— Замолчи.
Она вытолкала обессилившую от злости Политу, как паршивую собаку. Вернулась ко мне. Гаар казалась бледнее, чем обычно:
— Ты с ума сошла.
Я лишь пожала плечами.
— Молчи. Молчи до тех пор, пока можно молчать.
— Почему?
Она усмехнулась:
— Потому что у остальных теперь гораздо больше поводов желать тебе зла. Ты должна быть очень внимательной и осторожной. Всегда.
На меня будто подуло холодом. Я осознала, насколько она была права. Я промолчу, но что-то колкое в груди подсказывало, что управляющий не станет молчать. Он сделал ошибку, но очень хочет, чтобы расплатилась за нее я.
Порой мне казалось, что Варий умел читать мысли. Еще с детства.
Когда мне доложили о том, что причалил его корвет, я насторожился. Дядя крайне редко появлялся здесь. Все время ссылался на недомогания, мигрени, больные ноги, старость. На все то, на что можно и удобно ссылаться старику. Сидел в своем дворце, но умудрялся все про всех знать. Он даже отказывался от официальных визитов, но порой с удовольствием и резвостью навещал кого-нибудь из старых друзей. Когда хотел. И никогда иначе.
Я сам вышел на парковку в тот момент, когда Варий выходил из корвета, опираясь на трость. Весь в белом и сиурском жемчуге, снежные волосы тщательно уложены. Он будто светился и величием не уступал Императору. Улыбнулся, увидев меня. В голубых глазах плясали азартные искры. Казалось, у него было очень хорошее настроение, и это не предвещало беды. Я обнял его, но никак не мог избавиться от засевшего внутри напряжения:
— Ты мог предупредить.
Старик лишь фыркнул:
— Излишняя предусмотрительность убивает радость сюрприза.
Что ж… не поспоришь. Но я не любил сюрпризы. Пожалуй, больше всего на свете. И он это знал.
Больше всего на свете, кроме наложниц с внушительной грудью, Варий любил сады и жареные капанги. Он сам попросил накрыть в беседке. Мы сидели в резной тени, слушали шум листвы и плеск фонтанов. А он с жадностью глазел по сторонам, будто впервые; пил кофе и, кажется, никуда не торопился. Я понимал, что дядя явился не просто так. Но Варий — это Варий. Он никогда не скажет большего, чем хочет сказать. Как его ни пытай.
Он допил кофе, с наслаждением втянул воздух и откинулся на спинку мягкого кресла, но голубые глаза резанули холодом:
— Мой человек перестал выходить на связь.
Я сразу понял, о чем речь. Вместе с Невием в свите Урса Оллердаллена отправился человек Вария. Я не знал его, не знал его должности, но это не имело никакого значения. Если ему доверял Варий — значит, он заслуживал его доверия.
— Как долго?
— Три недели.
Я положил в рот капангу, раздавил зубами, чувствуя кислый сок:
— И ты решил сказать только сейчас?
Старик повел бровями:
— Теперь я уверился, что это не случайность.
Я вздохнул:
— Болен, наказан, переведен, умер, в конце концов…
Варий едва заметно кивнул:
— Все может быть… Но это молчание вызывает у меня беспокойство. Ты не говорил с сыном?
Я усмехнулся:
— Он демонстративно считает себя обиженным.
Варий лишь кивал:
— У меня никак не получается выйти на связь с Урсом. Норбонн принимает только устаревший сигнал. Я отписал ему. Но пока нет ответа. Будем надеяться на лучшее, но у меня скверное предчувствие… Имей в виду.
Я лишь кивнул. Предчувствия Вария — отдельная история. Но очень часто они оказывались верными. Три недели… примерно столько времени занимает перелет тяжелого флагмана с Норбонна в Сердце Империи. Месяц. Легкое судно преодолеет это расстояние в два раза быстрее… Я очень надеялся на технические неполадки. Как сказал мой сын, Норбонн — задница вселенной. Змеиное Кольцо и вовсе превращало эту планету в настоящую дыру. Но… у меня тоже бывали предчувствия.
Варий покручивал в пальцах жемчужную серьгу:
— Я расстроил тебя?
Было бесполезно скрываться — он видел меня насквозь:
— Увы. Мне не нравятся твои новости.
Старик повел бровями, потянулся за второй чашкой кофе, кольнул лукавым взглядом:
— Тогда поговорим о твоих.
Я кивнул, соглашаясь:
— Его величество принял решение освободить меня от должности посланника и повысить до статуса действительного военного советника. Я получил последнее назначение на Лигур-Аас.